Самая черная птица - читать онлайн книгу. Автор: Джоэл Роуз cтр.№ 28

Поэт поднялся на ноги, ежась от холода. Доковыляв до улицы, он встретил двух мальчишек, которые на вопрос о названии переулка ответили:

— Парадайз.

По добрался до статуи знаменитого путешественника и писателя сэра Уолтера Роли, покровителя табачной торговли, неподалеку от табачной лавки Джона Андерсона, где когда-то работала Мэри Роджерс.

Несмотря на суровую осеннюю погоду, с наступлением темноты толпа на тротуарах возле лавки Андерсона стала расти, разделяясь на два больших потока: один стремился в верхнюю часть города, другой — в противоположном направлении.

Эдгар стоял, прижавшись носом к стеклу, с тоской разглядывая разложенный на прилавке табак, и черная тень падала ему на лицо, делая черты неузнаваемыми.

Неожиданно у противоположной обочины остановился экипаж с золоченым вензелем Джона Джейкоба Астора, [10] на тротуар вышел знаменитый нью-йоркский поэт Фитц-Грин Халлек, служивший у хозяина кареты личным секретарем, и двинулся к магазину.

Он замер на месте как вкопанный, увидев маячащее перед ним привидение, — ведь именно так и выглядел талантливый критик: одинокий призрак, в отчаянии бродящий под окнами лавки.

— Боже правый, По! Это вы?

Налитые кровью глаза писателя дико вращались. Он страдальчески улыбнулся, прищурился на Халлека через покрасневшие веки, стараясь сфокусировать взгляд, и кивнул.

— «О смерть, явись к влюбленным в час лобзанья! — произнес Эдгар дрожащим голосом. — И к матери приди, когда она младенца внемлет первому дыханью!»

Его собеседник замер и явно занервничал, услышав свои слова из уст этого странного существа.

— Вы надо мной смеетесь? — спросил он. Ведь По только что произнес цитату из стихотворения, принадлежавшего перу самого Халлека и посвященного убитой Мэри Роджерс.

По зашелся кашлем, достал из кармана брюк грязный носовой платок и вытер рот. Потом уронил голову на грудь.

— У меня была трудная ночь, — пробормотал он. — А потом я целый день шел, несколько миль подряд, и, увидев здесь свет, рассудил, что, быть может, мистер Андерсон пустит меня погреться.

— Ну конечно! Я в этом уверен. Пойдемте со мной.

Поддерживая несчастного за локоть, Халлек помог По войти внутрь.

— Вон там, за коробками с чаем, — печка, она раскалилась почти докрасна. Снимайте пальто и просушите его. Что будете пить? Немного портвейна? Мистер Андерсон! Стакан для Эдгара.

Писатель беспомощно взглянул на хозяина заведения, застывшего за прилавком с открытым ртом.

— Мною овладело чувство, имени которому я не знаю. Я не знаю, что делать. Простите меня, пожалуйста…

Лавочник одним прыжком оказался рядом с ним.

— По! Боже праведный, я вас не узнал. Ну и вид у вас! Садитесь. Садитесь.

По позволил Халлеку и Андерсону отвести себя к стулу из гнутого дерева, находившемуся возле печки. Последняя была из тех, что изобрел Франклин, и стояла на каменных плитах в полдюйма толщиной. Она находилась в задней части лавки, за красивыми застекленными дубовыми шкафами, где хранился товар, рядом расположились несколько стульев и грубый деревянный стол. В общем, там было достаточно места для любителей поговорить. Приятели усадили По поближе к огню, где он мог согреться и просушить одежду.

— Все в порядке, Эдгар. Все в порядке, — сказал Андерсон. По вел себя скованно, и он изо всех сил старался подбодрить писателя. — Ну вот, немного портвейна согреет вашу кровь, — произнес любезный хозяин, похлопывая по спине старого знакомого.

По телу По прошел невольный озноб.

Вино мерцало в графине из граненого хрусталя. Джон налил немного в бокалы: Эдгару, Халлеку и себе, — и все трое согнули локти, отдавая дань старине портвейну.

Критик выпил очень быстро, почти не касаясь губами бокала, и когда тепло разлилось по его телу, покраснел, испытывая двойственное чувство благодарности и стыда за оказанное ему внимание.

Халлек пытался успокоить подавленного и несчастного друга, расспрашивая его о творчестве, карьере в Филадельфии, состоянии здоровья жены и причинах появления в Нью-Йорке.

По отвечал односложно.

— Вы голодны? — спросил Андерсон. — Вот галеты и сырный пирог. — Он отрезал несколько кусков и поставил поднос перед гостем.

Бедняга сразу же набросился на еду. С набитым ртом он сделал глоток сладкого вина, а потом снова начал потихоньку бормотать стихи — скорее самому себе, чем окружающим. Его голос все больше и больше набирал силу, и вскоре Эдгар стал похож на актера, декламирующего со сцены. Портвейн возымел свое действие: тон стал светским, мягким, и в нем появились нотки богачей с американского Юга. Все последствия алкоголя, наркотиков и мучительной прошлой ночи как будто отступили.

По продолжал свое чтение в монотонной и напевной манере, так сильно трогавшей слушателей:

Счастлив, кто всей душой любил,

Когда обман есть преступленье.

Я подозрений не таил,

Не знал ни страха, ни сомнений.

Я был свободен от сарказма,

Презрения не ведал я.

От юношеских клятв теперь

Мне лишь отчаянье осталось,

Приют расколотому сердцу.

Окончив, По робко посмотрел на Халлека.

Тот кивнул едва заметно — быть может, на дюйм качнув головой.

Входная дверь открылась. В заведение вошел печальный издатель «Кникербокера» и поэт Льюис Гейлорд Кларк. Он тихо снял шляпу, сел у огня и жестами поздоровался с присутствующими, словно не желая беспокоить.

— Вы запомнили мое стихотворение наизусть! — сказал Халлек. — Боже мой, По, зачем? Я не знал, что вас так интересует моя поэзия.

— Я запоминаю наизусть многое из того, что ценю.

— В самом деле? В таком случае я очень тронут и польщен, — улыбнулся Халлек. — Кроме того, удивлен. Как все переменилось! Помню, в последний раз, когда я удостоился вашего внимания, сэр, вы разругали меня в пух и прах. После переиздания «Замка Алнвик» вы охарактеризовали мои стихи как «несвязные и банальные», если я правильно помню.

— Все мы совершаем ошибки, Халлек. — По лукаво подмигнул собеседнику. — Тогда нами руководило желание защитить свою репутацию и написать о несчастной Мэри. Разве не так, Кларк?

По взглянул на только что вошедшего джентльмена, снова сделав большой глоток портвейна: Андерсон уже успел предусмотрительно наполнить его стакан.

Поэт снова посмотрел на своего благодетеля.

— А вас смутит, если я скажу, что ваше творчество вовсе не производит на меня такого уж сильного впечатления? Разве вас не удивляет, старина, сколь многие из писателей, посещавших это гостеприимное заведение, сочли необходимым сочинить что-нибудь в память о нашей дорогой, безвременно ушедшей Мэри? — Он презрительно взглянул на издателя. — У некоторых это вышло лучше, чем у других, сэр.