И это было все. И этого было достаточно. Но я снова и снова
трогал кости, проводя по ним рукой, я еще раз осмотрел клюв, я еще раз подержал
челюсть. Почему — я не мог дать себе отчет до того мгновения, пока гротесковое
видение Гамлета не просочилось в мой мозг. Или это действительно было
нелепостью? Затем мне на память пришла цитата из Лорен Эйсли: «…Мы все
потенциальные ископаемые, все еще несущие в своих телах грубость прежних
существований, отметки мира, в котором живые существа текли с немного большим
постоянством, чем тучи от эпохи к эпохе». Мы вышли из воды. Этот парень, скелет
которого я трогал, всю жизнь провел там. Но оба наших черепа были построены из
кальция, морского вещества, избранного в самые ранние наши дни и ставшего
теперь неизменной частью нашего организма; в обеих черепах размещался большой
мозг — схожий, но все же разный; оба казались содержащими центр сознания,
разума, осмысления окружающего со всеми сопутствующими удовольствиями, скорбями
и различными вариантами смерти, которое влечет за собой существование, проведя
некоторое время внутри этих маленьких твердых кусочков карбоната кальция.
Единственная существенная разница, которую я ощущал, была не в том, что этот
парень рожден дельфином, а я — человеком, а скорее в том, что я покуда еще жил
— очень маленькое время по меркам шкалы времени, по которому я странствовал. Я
отдернул руку; хотел бы я знать, испытаю ли я неудобство, если мои останки
будут когда-либо использованы в качестве орудия убийства.
Не имея больше причин оставаться здесь, я собрал свои книги,
закрыл дверь и ушел.
Вернувшись в свой коттедж, я положил на стол у кровати
принесенные книги и оставил ночник включенным. Я снова вышел через заднюю
дверь, которая вела на маленький и относительно тесный внутренний дворик,
удобно расположенный справа у края острова со свободным видом на море. Но я не
остановился, чтобы праздно полюбоваться пейзажем. Если другим дозволено было
прогуляться и подышать свежим воздухом, то почему этого нельзя сделать и мне?
Я прогуливался, пока не нашел подходящее место; маленькую
скамейку в тени амбулатории. Я сел там, очень хорошо укрытый, и в то же время
имея полный обзор коттеджа, который недавно покинул. Я ожидал долгое время,
чувствуя, что поступаю подло, но слежку не прекращал.
Минута тянулась за минутой, и я почти уже решил, что ошибся,
что запас, взятый из предосторожности, израсходован и что ничего не случится.
Но вот дверь в дальнем конце конторы — та, через которую я
вошел в прошлый раз — открылась, и показалась фигура человека. Он направился к
ближайшему берегу острова, а затем так изменил походку, чтобы это казалось
простой обычной прогулкой тому, кто только что заметил бы его. Он был высок,
почти что с меня ростом — и это сужало поле поиска, так что мне было почти что
необязательно ждать и смотреть, как он войдет в коттедж, предназначенный для
Пола Валонса, и немного погодя увидеть, как внутри вспыхнул свет.
Немного погодя я улегся в постель со своими дельфиньими
книжонками и размышлял над тем, что некоторые парни, похоже, все делают кружным
путем, а потом ломают себе голову, досмотрев пакет с машинописным текстом,
который дал мне Дон, не для того ли меня родили, чтобы привести все в мире в
порядок?
На следующее утро, во время самой муторной фазы пробуждения,
когда ты уже проснулся, но кофе еще не пил, я побрел по своей комнате и чуть не
споткнулся о что-то на полу. Но все же не споткнулся, перешагнул — возможно,
даже чуть наступив, прежде чем сознание зарегистрировало его существование.
Некоторое время эта штука валялась, а затем возможное значение ее дошло до
меня.
Я остановился и поднял ее — продолговатую твердую записку в
обертке, которую, я сообразил сразу, подтолкнули под заднюю дверь. По крайней
мере, она лежала возле нее.
Я взял ее с собой на кухонный стол, разорвал и открыл,
извлек и развернул бумагу, которая была запечатана. Отхлебнув из чашки кофе, я
прочитал плотно отпечатанное послание несколько раз:
«Прикреплено к грот-мачте в обломках затонувшего судна около
фута под илом».
И все. Вот и все.
Но я неожиданно полностью проснулся. Это было не просто
послание, которое я нашел весьма интригующим, гораздо важнее был тот факт, что
некто выделил меня в качестве адресата. Кто? И почему?
Где бы это ни было, а я уверен, что там было нечто — я был
гораздо больше обеспокоен тем, что кто-то осознал настоящие причины моей работы
здесь, и я сделал невольный вывод, что эта персона слишком много обо мне знает.
Шерсть у меня встала дыбом, в крови заиграл адреналин. Ни один человек не знал
моего имени; такое знание несло опасность самому моему существованию. В прошлом
я даже убивал, чтобы защитить свое инкогнито.
Моим первым побуждением было бежать, бросив дело, избавиться
от своей новой личины и спасти себя способом, знатоком которого я стал. Но
тогда я никогда не узнаю, кто, где, как, почему и каким образом раскусил меня,
обнаружил. Самое главное, кто это был.
И, изучив послание еще раз, я не был уверен, что успешное
бегство будет означать для меня конец опасности. Ибо не было ли в записке
элементов принуждения? Не выраженного словами шантажа, намека на определенное
приказание? Письмо словно бы говорило: «Я знаю. Я молчу. Я буду молчать. Ибо ты
должен кое-что для меня сделать».
Конечно, мне надо отправиться проверить обломки корабля,
хотя я должен дождаться окончания дневных работ. Но ломая себе голову над тем,
что я могу там найти, я решил обращаться с этим осторожно. Впереди целый день
размышлений над тем, где я мог проколоться, и у меня есть время обдумать самые
надежные меры самозащиты. Я потер свое кольцо, в котором дремали смертоносные
споры, затем встал и отправился бриться.
В этот день нас с Полом послали на Станцию-Пять. Обычные
работы — проверка и обслуживание. Скучно, безопасно, рутинно. И мы едва ли
вспотели.
Он не подал виду, что не знает, где я был вчера вечером.
Более того, он даже несколько раз сам заводил разговор. Один раз он спросил
меня:
— Ну: как, были в «Чикчарни»?
— Да, — ответил я.
— И как он вам?
— Вы были правы. Забегаловка.
Он улыбнулся и кивнул.
— Попробовали что-нибудь из их фирменного? — спросил он чуть
погодя.
— Только чуток пива.
— Это самое безопасное, — согласился он. — Майк, мой друг,
который погиб, частенько захаживал туда.
— О?
— Я ходил с ним поначалу. Он заказывал что-нибудь, а я сидел
и ждал, пока он не спуститься.