Жрец и молодой переводчик все еще стояли за его спиной, но он ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на них. Он не сводил глаз с меня.
— Мы предлагаем треть всего, что нам подвластно, — продолжал переводчик. — Если ты присоединишься к нам, все радости города будут в твоем распоряжении. Ты сможешь иметь деньги и женщин. Политики станут тебе повиноваться. Бизнесмены будут платить мзду. Тебе нет нужды верить в наших богов, но верь вот чему: мы в состоянии наполнить оставшееся тебе время любой вообразимой роскошью и удовольствием.
— А в обмен вы требуете только мою душу, — тихо сказал я.
— Нет. Мы только хотим, чтобы ты принял нас в качестве союзников, позволил своей крови течь вместе с нашей кровью и стал частью нашей чаканы. Позднее ты сможешь назначить одного из своих детей себе в преемники и освободить себя от всякой ответственности, если такова будет твоя воля.
— Заманчивое предложение, — заметил я. И подумал: «В самом деле заманчивое».
— Человек в состоянии сделать много добра, обладая такой силой, — сказал Билл. — Построить больницы, дать жилье бездомным… — Он подмигнул мне: — Вылечить алкоголиков и наркоманов.
— Верно, — задумчиво кивнул я.
— Но, как говорят, власть портит.
— Думаешь, она меня ожесточит?
Билл пожал плечами:
— Никогда не слышал о тиране, который бы делал добро. Чтобы управлять этим городом, нужно каменное сердце. Я не представляю, как ты сможешь властвовать наравне с Кардиналом. Ты слишком человечен.
— Ты бы согласился? — поинтересовался я.
— Ни за что, — твердо сказал он. — Я разрушил всего несколько жизней, а груз вины невыносим. Я бы растерялся через неделю, если бы от меня зависели судьбы миллионов.
— Разумеется, не имеет значения, какое я приму решение, ведь так? В такой ситуации… — Я кивнул на его забинтованную руку. — В такой ситуации вопрос носит чисто риторический характер.
— Нет, — возразил Билл, — если решишь пойти с ними, я не стану тебя останавливать.
— Серьезно?
— Я во все это ввязался не для того, чтобы предать тебя. Всегда все сводилось к Паукару Вами. Мне нравится идея появиться на небесах вместе с тобой. Было бы приятно, если бы ты, несмотря на все, что я сделал, решил бы умереть вместе со мной, как мой друг. Но если хочешь пойти с ними, я не встану на твоем пути.
— Может быть, мы оба могли бы еще немного поболтаться здесь. Я мог бы отдать тебе Вами.
Билл печально улыбнулся:
— Ты этого не сделаешь. Он, конечно, чудовище, но ты не станешь его уничтожать. Не знаю почему. Возможно, правду говорят, что кровь гуще, чем вода.
— Мне представляется, что Вами выйдет из всей этой заварухи с большой для себя выгодой. Его враг мертв, сынок управляет городом… Он будет над тобой смеяться, Билл.
Лицо Билла исказилось.
— Недолго ему останется смеяться, — пробормотал он. Затем усмехнулся: — Смерть не может уничтожить настоящего мужчину. Может быть, я еще с ним поквитаюсь.
Я взглянул на переводчика:
— Что, если я откажусь?
— Если придется, мы обратимся к одному из других сыновей Паукара Вами, — со вздохом ответил молодой человек. — Однако надеемся избежать таких осложнений. Ты — первенец, и тебя благословил Инти: твои таланты врачевателя — знак, что он смотрит на тебя благосклонно. Но существуют также другие возможности, и мы к ним прибегнем, если придется. Мы не можем тебя заставить.
— Разве вы не этим занимались последние несколько месяцев? Пытались меня заставить?
— Нет. Мы очищали тебя от твоего прошлого, вели тебя к моменту, когда тебе придется выбирать. Но пойти на сотрудничество ты должен добровольно, а не по принуждению. Я не хочу сказать, что мы спокойно отнесемся к отказу. Мы будем следить за тобой, пугать тебя, уничтожать тех, кто к тебе приблизится, вмешиваться во все твои дела, лишать тебя радости. Но не станем — мы не можем — прямо заставлять тебя принять наше дело.
— Спасибо небесам за небольшие милости, — сухо произнес я и попытался представить, что значит всю жизнь иметь на своей шее виллаков. И внезапно мне стало ясно, что я должен выбрать.
Я даже обрадовался, ведь терять мне было нечего — никакой жизни, к которой я хотел бы вернуться. Если бы они обратились ко мне до смерти Присциллы и Николы, до убийства Эллен, я мог бы принять их предложение власти. Но своим напором они отняли у меня все, ради чего я бы хотел обладать такой властью. Они абсолютно меня не поняли, или их ввел в заблуждение Билл. Они полагали, что получили меня на тарелочке, а на самом деле Билл их переиграл и спрятал в рукаве карту, которая сотрет улыбки с их лиц и навсегда сделает меня для них недосягаемым.
Я сел поудобнее и, стиснув подлокотники кресла, сказал Биллу:
— Интересная была бы житуха.
— Еще какая, — согласился он, догадавшись о моем выборе.
— Как думаешь, хороший бы из меня получился предводитель?
— Нет, — засмеялся Билл.
— Не принимайте поспешных решений, — предупредил переводчик, почувствовав опасность. — Не стоит…
Но мне было уже неинтересно, что он скажет, и я перебил его коротким возгласом:
— Давай разнесем эту халупу!
Кулак Билла разжался, послышался тихий щелчок. Нахмурившись, виллак с родинкой на подбородке что-то быстро проговорил. На лице его отразилось сомнение. Молодой человек рванулся к Биллу и попытался закричать. Но прежде чем он успел хоть что-то произнести, мир взорвался. Билл, виллак и переводчик исчезли среди красных и белых черепков. Я провалился во тьму.
Эпилог
Поймать мертвеца
27
Я очнулся в больнице, мучаясь от такой боли, какой не испытывал никогда. Я несколько недель лежал под капельницей и еще дольше был прикован к постели. Только через три месяца смог выписаться, хотя врачи упорно меня от этого отговаривали.
Взрывная волна, вместо того чтобы уничтожить, вынесла меня сквозь огромное окно вместе с креслом. Соседи обнаружили меня распластанным на лужайке: обожженный кусок плоти, почти без признаков жизни.
Позднее следователи обнаружили среди сгоревших развалин останки трех человек, настолько сильно обгоревших, с оплавленными зубами, сгоревшей до костей плотью, что опознание оказалось невозможным. Когда смог говорить, я рассказал им про Билла и потомков инков.
Билл оставил адресованную Говарду Кетту записку, в которой полностью оправдал меня и признался в убийстве Николы Хорняк, Эллен Фрейзер и Валери Томас (он тайком передал ей в тюрьму веревку, на которой горничная и повесилась). Он даже взял на себя убийство Присциллы, поклявшись, что застрелил ее. Кетт знал, что это вранье: он побывал в моей квартире, пока я поправлялся в больнице, и нашел испачканный кровью Присциллы пистолет с отпечатками моих пальцев. Но он примирился с этой ложью и «потерял» улику.