Вряд ли Джош мог заподозрить, что Джейн после их разговора приснился Бронзино.
— Нет, Джош. Остановись на том решении, которое принял. Оно правильное. Ты был прав, говоря, что не можешь рассчитывать на меня, потому что мне трудно решиться на что-либо. Не беспокойся. Я сильнее, чем ты себе представляешь.
— Ты уверена?
Он плакал.
— Да. Ложись лучше спать.
— Я позвоню тебе завтра.
— Нет, Джош. Все кончено. Не звони мне больше.
Она положила трубку и, почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулась и посмотрела в окно. Тот же самый человек сидел на ступеньках дома напротив. На этот раз на нем была куртка, более подходящая для холодной погоды, чем рубашка. Лица его по-прежнему не было видно. Он помахал ей, потом показал пальцем на сигарету, которую держал в левой руке. Чего он хотел? Продать ей гашиш? Убедившись в том, что окна хорошо закрыты, она выключила свет.
Лежа в постели, Джейн мысленно повторила свой разговор с Джошем. На сей раз между ними все кончено. Никаких сомнений. На самом деле ей не было больно. Она вообще ничего не чувствовала, кроме смутной тревоги, которую испытывает человек, когда, проснувшись после наркоза, обнаруживает, что его тело изуродовали.
Джейн улыбнулась. Нет, это не Бронзино. Жалкая месть за подписью Джоша.
Как она сразу о нем не подумала?! У Джоша были литературные амбиции, он читал Фрейда и был убежден, что она так и не избавилась от Эдипова комплекса. Скорее всего, это он написал первую главу, так как она со всеми подробностями рассказывала ему об ужине с Бронзино.
Джош относился именно к той категории людей, которые используют свои похождения в качестве материала для романа. Кроме того, он мог и следить за Джейн, намереваясь сделать ее прототипом своего героя. Она представила, как после их неприятного разговора он кладет трубку и, весь переполненный жалостью к самому себе, плачет и лихорадочно делает пометки для Романа. Джош, наверное, все сразу записывал, а иначе как он мог помнить о малейших деталях, которые она упоминала в телефонных разговорах.
Бедный Джош, неужели это и есть тот роман, который он писал столько лет?!
Вряд ли он набрался жизненного опыта, если с такой точностью описывает эту чуть ли не юношескую любовь, которая почти полностью стерлась в ее собственной памяти. Кого собирается он заинтересовать, рассказывая о заурядных любовных похождениях между преподавательницей и аспирантом? Добавил бы, по крайней мере, немного юмора! И сам выглядит уж слишком серьезно. Возможно, он рассчитывал на скандальный успех, связанный с именем Бронзино. Но кто такой Бронзино в этом огромном мире?
Она взяла со стола коричневый конверт. Нет, это не почерк Джоша. Джейн хорошо помнила, что он писал большими и круглыми буквами. Возможно, он попросил кого-нибудь написать ее адрес.
Бандероль была отправлена из Нью-Йорка. Джейн встала и подошла к телефонному аппарату на столике, стоявшему слева от плиты. Она набрала номер справочного бюро в Манхэттене. По счастливой случайности ей ответили после первого же гудка.
— Имя? — спросила девушка.
— Джошуа Левин.
Наступила минутная пауза, в течение которой девушка нажимала на клавиши компьютера.
— У меня есть пять Джошуа Левиных и шесть Дж. Левиных. Вы знаете адрес?
— Нет.
— Назвать вам все номера?
— Нет, не надо. Спасибо.
Закончив разговор, Джейн продолжала стоять у столика. Она вообще не была уверена в том, что Джош жил в Нью-Йорке. А если и жил, то, скорее всего, в Бруклине или в Квинзе, ведь жизнь в Манхэттене намного дороже. Вполне возможно, он не являлся основным съемщиком квартиры и просто жил в ней с кем-нибудь — в таком случае его имени не будет в телефонном справочнике. Нужно придумать более быстрый способ, чтобы заполучить его номер. Позвонить Эллисон? Они с Джошем дружили, когда учились в аспирантуре. Возможно, общаются и до сих пор.
Сейчас без десяти два, без десяти одиннадцать в Сиэтле. Джейн снова сняла трубку и поискала рабочий номер Эллисон. На автоответчике зазвучал профессионально поставленный голос: «На работе я или нет. будьте любезны оставить свое сообщение после звукового сигнала, и я позвоню вам, как только смогу».
— Это Джейн. Позвони мне. Спасибо.
Прежде чем сесть и снова приняться за чтение, Джейн выглянула в окно: сильный дождь лил, не переставая.
3
Выходя их универмага «Мэйсиз», Джейн прищурилась от яркого солнца. Конечно, в такой день лучше было бы поехать поплавать, погулять в Вудмонт-парке. Слава богу, к концу недели «Мэйсиз» закроется, а может, это произойдет и завтра. Там уже нечего покупать. С тех пор как на распродажах скидки дошли до восьмидесяти процентов от первоначальной цены, супермаркет стал походить на военную казарму в годы войны. Один за другим закрылись четвертый, третий и второй этажи, а все оставшиеся товары втиснули в пространство, занимающее не больше половины первого этажа, и отделили его ярко-желтой лентой, которой обычно полицейские огораживают место преступления.
Переходя через Мэйн-стрит, Джейн остановилась на красный свет и увидела Бронзино, который шел со стороны Гавернмент-стрит. Он шагал быстро, глядя себе под ноги, погруженный в собственные мысли. На нем была белая рубашка с засученными рукавами и синяя бабочка, а на левой руке висела сложенная вдвое куртка. Джейн улыбнулась. Она знала, что когда-нибудь обязательно его встретит. Момент был самый подходящий: после закрытия «Мэйсиз» она будет совершенно свободна, а впереди — еще целое лето.
В апреле, спустя несколько недель после разрыва с Джошем, один преподаватель, приехавший из Франции поработать семестр в Девэйнском университете, пригласил ее в дорогой ресторан «Амиси». Любитель поговорить и вкусно поесть, он угостил ее превосходными винами и рассказал об элитарной системе французского образования, формирующей выдающихся людей, как он сам, и отметающей всех неудачников. Когда, в конце ужина, Джейн достала свой кошелек, он шумно запротестовал: «Прошу вас! Не будьте смешны». Но по-настоящему смешной она почувствовала себя через полчаса, когда этот лысенький и пухленький мужичок, любезно проводив ее до подъезда, полез целоваться. У него была жена и четверо детей, фотографии которых он показывал ей за ужином. В свои сорок четыре года он выглядел лет на десять старше и казался настолько малопривлекательным, что Джейн и мысли допустить не могла о каких-то двусмысленных отношениях с ним. Сделав еще одну неудачную попытку ее поцеловать, он воскликнул:
— Вы, должно быть, находите меня смешным!
— Вовсе нет, — возразила Джейн, краснея от страшного смущения, — мне очень приятно, но… у меня в Чикаго есть любимый человек, я не свободна.
Не произнеся ни слова, он удалился, и в течение всего дальнейшего пребывания в Девэйне больше ни разу к ней не подошел.