Пять дней назад Джейн позвонила ему. Конечно, она соскучилась, но ей не терпелось также уличить его во лжи. Весенние каникулы были в самом разгаре: если ответит он — при условии, конечно, что он не в Испании, — все будет ясно. А если она услышит голос Кэтрин, — что маловероятно, — то тут же положит трубку. После двух гудков ответил Франческо. Джейн обрадовалась. Но, сообщив ей безжизненным голосом, что у него все в порядке, он сразу добавил:
— Тереза приехала.
— Тереза? В Нью-Йорке?
— До родов осталось несколько недель, а авиакомпании не разрешают женщинам на девятом месяце летать на самолетах.
Джейн вспомнила, что это не входило в планы Терезы. Она никогда не хотела рожать в Нью-Йорке, даже если это давало ребенку право получить американский паспорт. Американские клиники не вызывали у нее никакого доверия.
— Она сейчас с тобой дома?
— Нет, пошла в магазин.
— А ты, как ты поживаешь?
— Я пережил сложный период. Действительно сложный. Но я постараюсь ее забыть.
Джейн покраснела. Он не осмеливался даже назвать ее имени. А она-то думала, что он приятно проводит время с Кэтрин.
— Чем ты занимался все это время?
— Только работой. Никого не видел. Мне нужно было остаться наедине с собой. Не так-то просто было научиться выносить самого себя.
В его печальном голосе Джейн уловила оттенок иронии.
— А как у вас отношения с Терезой?
— Сложные. Но лучше, чем на Рождество. Мы долго с ней разговаривали.
— Ты рассказал ей о Кэтрин?
Джейн показалось, что Франческо, услышав это имя, вздрогнул, как от удара электрическим током.
— Нет, конечно. Она бы меня убила. Я говорил, что пережил криз, что мне страшно становиться отцом, рассказал, какая огромная разница между возможностью сделать карьеру здесь и в отжившей, закостеневшей университетской среде в Испании. Она поняла. Но все еще продолжает злиться. И заставляет меня за это платить в буквальном смысле слова: я должен водить ее по вечерам в ужасно дорогие рестораны, а еще она покупает самые дорогие пеленки в магазинах на Мэдисон-авеню или в Блумингдейле. Марка «Бэби-Гэп» для нее не подходит. Денег у меня больше нет, но попробуй ей об этом сказать — сразу скандал: уж лучше долги.
— Мы можем с тобой увидеться?
Он умолк в нерешительности.
— Возможно. Но с Терезой.
— Конечно!
— Я спрошу у нее об этом.
Франческо перезвонил в тот же вечер: Тереза не возражала поужинать вместе.
Джейн ошиблась в отношении Франческо, и Лина тоже. Он был замечательным человеком. Более того, он был готов пожертвовать собой ради своих семейных обязанностей. Когда-нибудь от его утраченной любви останется лишь сладкое воспоминание и только с Джейн он сможет поговорить о своей тайне. Например, когда она вместе с Эриком и детьми приедет к ним на прекрасную андалусскую виллу с бассейном под оливковыми деревьями.
Джейн вошла в дом, где жил Франческо, и назвала свое имя старому привратнику в массивных очках. Тот широко улыбнулся и, заикаясь, ответил ей с сильным пуэрториканским акцентом: «Долго вас не видеть!»
Она поднялась на знакомом ей лифте на седьмой этаж и пошла по коридору с голыми стенами, напоминавшему больницу. Подойдя к квартире Франческо, позвонила.
Он открыл сам. По выражению его лица Джейн тотчас же поняла, что происходит что-то ужасное. Таким она не видела его никогда, даже в январе. Его взгляд был устремлен куда-то в сторону. Тереза, страшно растолстевшая, подошла к ним, кипя от злости. Джейн протянула ей цветы. Даже не поблагодарив, Тереза бросила их на стол.
— Сядь, — попросила ее Джейн.
— Стоя мне лучше.
— Уже скоро?
Ответа не последовало. Возможно, они приняли вопрос за констатацию.
Джейн никогда бы не поверила, что столько ненависти может исходить от женщины, пребывающей на девятом месяце. Эллисон и Сьюзи рассказывали, что гормоны делают женщину счастливой, как дитя: самый лучший период в жизни. У Терезы же на лице не было ни капли радости — только злость на Франческо.
Они уселись в гостиной на раскладном диване, где Джейн часто спала.
— Принеси портвейн, — раздраженно буркнула Тереза.
Франческо встал и пошел за бутылкой на кухню.
— Как давно ты приехала? — спросила Джейн.
— Три недели назад. Я плохо сплю. Здесь слишком шумно.
— Нью-Йорк — невероятно шумный город. А у вас еще к тому же полицейские каждый вечер кричат: «Парк закрывается».
Франческо с укором посмотрел на Джейн, и она покраснела. Тереза, конечно же, не знала, что Джейн ночевала в их квартире.
— Франческо жаловался, что еле выносит, как полицейские каждый вечер повторяют эти слова.
— В этой квартире все ужасно. — Вдруг Тереза спросила: — Кажется, ты болела?
— У меня было воспаление легких.
— Воспаление легких?
Тереза отпрянула и гневно посмотрела на Франческо, как будто бы он хотел убить и ее, и ребенка, впустив в их квартиру источник заразы.
— Да, но я уже совершенно здорова. Пневмония давно прошла. В начале февраля у меня сильно разболелось горло, я пошла к врачу и он выписал мне антибиотики, но температура поднялась еще выше. Через неделю меня послали на рентген, но за это время инфекция уже распространилась, и в результате — большое черное пятно на правом легком…
Тереза вдохнула воздух и скривилась.
— Тарталетки! Ты оставил их в духовке?
Франческо снова встал. Джейн продолжала рассказывать, делая вид, что не замечает напряженной обстановки.
— Доктор сказал, что нужно отхаркиваться. Извини, это не очень приятно, но, похоже, единственный способ, чтобы избавиться от гноя в легких…
Тереза состроила недовольную мину. Но Джейн так и не поняла, то ли она была адресована ей, то ли Франческо, который как раз возвращался из кухни с полной тарелкой подгоревших по краям тарталеток. Джейн протянула руку.
— Они так вкусно пахнут. Можно?
Тереза изобразила на своем лице отвращение.
— Они подгорели. Это приводит к раку.
— Короче, через месяц температура нормализовалась. Но у меня все ужасно болело, и я с трудом могла передвигаться. Я снова пошла в больницу. Инфекции уже не было, но из-за того что я постоянно отхаркивалась, у меня развилось воспаление окололегочной мышцы: это называется плевритом. Пришлось провести три недели в постели, стараясь изо всех сил больше не отхаркиваться.
— Ты выключил духовку? — сухо спросила Тереза.
Франческо утвердительно кивнул головой. Было не похоже, чтобы кто-то из них заинтересовался ее рассказом. Во всяком случае, подумала Джейн, нет ничего более неприятного, чем слушать подробности о болезни другого человека.