Сначала, когда он начал эти упражнения, он делал их для того, чтобы не утратить контакт со своими прежними сочинениями. В то время он сожалел, что не слышал их в исполнении своих, пусть даже посредственных, музыкантов. Но вот уже многие годы он считал, что безмолвное исполнение, лишив его физической радости играть или дирижировать самому, позволило ему сконцентрироваться на главном в музыке. На ее божественной природе. Бог был Чистым Духом, и его, Баха, молитва, которую он пел про себя, была, в сущности, духовной музыкой.
Наконец он поднялся с колен и бросил взгляд на свою партитуру. Потом подошел к ней, взял перо и обмакнул его в чернила, начал было писать, но передумал. Перед ним промелькнули три буквы, которые он уже ставил на большинстве своих текстов:
S D G, Soli Deo gloria
Но не раскроет ли эта аббревиатура слишком многое? Официально это произведение светское. Конечно, он уже писал эти буквы на светской музыке, но в данном случае…
Он решил не писать их и в досаде отложил перо.
Выйдя из рабочего кабинета, он вернулся в церковь. Солнце уже начинало всходить, но город еще не подавал никаких признаков жизни. Идя в главный неф церкви Святого Фомы, он принялся считать на пальцах свои сочинения. Впервые, и это его забавляло. Он уже сбился со счета, но те, к которым возвращался много раз, были самые значительные.
Церковь была пуста и погружена в полутьму. В ней был тяжелый дух. Дойдя до алтаря, он свернул налево. Ладонью погладил черный мрамор статуй. Сегодня ему казалось, что они гримасничают больше, чем когда-либо. Он улыбнулся и процитировал слова Христа, обращенные к святому покровителю этой церкви: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие».
[121]
34. КОД ДОСТУПА
Париж, наши дни
— Как так — мой автоответчик?
— Да, так оно и есть, это может быть только он, — сказал Жиль, продолжая раздумывать.
— Помилуйте, это же абсурд! — воскликнула Летисия.
— Но ведь его можно прослушать на расстоянии, не так ли?
— Да, но нужно знать код…
— Который вы наверняка где-нибудь записали, желая быть уверенной, что не забудете его.
— О! — вскричала Летисия, закрывая рот рукой. — Я думаю, что…
И она бросилась к большой записной книжке в обложке с палехскими миниатюрами, лежащей на телефонном столике. Летисия открыла ее, и Жиль через ее плечо мог прочесть код, который она действительно записала на форзаце: «1211».
Летисия посмотрела на комиссара. Она могла прочесть его мысли. Убийца самовольно воспользовался ее автоответчиком. Он пользовался им когда хотел и, совершенно очевидно, с завидной регулярностью. Так, прослушав его, он узнал, что Пьер Фаран нашел секрет королевской фуги. Таким же образом он узнал, что Морис Перрен почти пришел к тому же результату, и сделал из этого тот же вывод. У жертв была досадная потребность оставлять сообщения на ее, Летисии, автоответчике.
Летисия отключила аппарат и села на диван рядом с Жилем.
— По-видимому, можно проследить последовательность событий, — сказал наконец комиссар. — Вас не затруднит, если я напомню их?
Ей хотелось ответить: «Да, затруднит», но она никогда не отступала перед трудностями.
— Давайте, — сказала она.
— Убийца с вами знаком. Он мог войти сюда, чтобы узнать код. Зачем? Этого я пока еще не знаю. Есть одно, что объединяет жертв с вами, а именно: до вечера пари они, по существу, не знали друг друга. А убийца вас знал, именно вас, но еще не знал, возможно, своих будущих жертв.
— Вы думаете, убийца был у меня в тот вечер?
— Это более чем вероятно.
— Но, послушайте, это невозможно, нас было всего шестеро: мой отец, Пьер Фаран, Морис Перрен, профессор Дюпарк, Паскаль де Лиссак и я. Теперь нас осталось только четверо, так кто же мог сделать это?
— И больше никого не было? Никого, кто бы зашел на несколько минут или кто звонил по телефону в тот злосчастный вечер?
— Нет, никого.
— Мне придется еще раз допросить всех четверых.
— Но, в конце концов, это несерьезно! Зачем одному из нас — а я вижу, вы подозреваете и меня, — убивать Пьера и Мориса? Просто абсурд!
— Я еще не знаю почему, но абсолютно убежден, что оба убийства имеют отношение к королевской фуге. Или, точнее, к секрету, что она таит в себе. Вспомните слова Мориса на вашем автоответчике: «Я понял, для чего могла служить фуга». Главное — не сама фуга, а то, что в ней таится, что она прячет от наших глаз, чего они не умеют увидеть, или от наших ушей, чего они не умеют услышать.
— Согласна, но если вы хотите сказать, что убийца должен был знать о пари, чтобы войти в список ваших подозреваемых, в таком случае мне жаль, но я должна вам сказать, что список окажется немного больше, чем вы предполагаете. Известно, что Пьер назавтра рассказал о споре многим музыкантам, желая посмеяться над Морисом, который, как он утверждал, не узнал тему «Музыкального приношения». Что вы скажете на это?
— Это, безусловно, удлиняет список, но ведь нужно быть знакомым с вами, чтобы войти к вам и посмотреть код доступа вашего автоответчика.
— Боюсь… чтобы узнать код, нет необходимости приходить ко мне.
Под вопрошающим взглядом комиссара Летисия сходила за своей сумочкой. Она открыла ее, достала маленькую записную книжку в обложке из розовой кожи и протянула Жилю. Комиссар раскрыл ее и прочел код, записанный на первой же странице сверху, как и в книжке с телефонами, что лежала на столике.
— Нельзя сказать, что вы обладаете свойственной женщинам осторожностью, — заметил Жиль. — Вы так же обращаетесь с кодом своей кредитной карточки?
— Да, но она лучше спрятана. И потом… вы не можете упрекать меня в том, что я не предусмотрела, что когда-то эти цифры станут причиной смерти двух моих друзей…
— Нет, разумеется.
— Мне жаль, что не я ваш главный подозреваемый.
— Это много лучше, чем быть им. Итак, если все резюмировать, убийца скорее всего музыкант, он знал о пари, знал код вызова автоответчика на расстоянии, человек, который не хотел, чтобы был раскрыт секрет, таящийся в главной теме «Музыкального приношения». Оно было сочинено двести пятьдесят лет назад Бахом по просьбе Фридриха Второго. Вы согласны?
— Полностью.
— Хорошо, мы можем еще добавить, что убийца сумел добыть ваш код или прямо здесь, в квартире, или, что менее вероятно, где-то вне ее, порывшись в вашей сумочке.
— Да, и так как это, очевидно, музыкант, он мог это сделать где угодно, где мы бываем: в концертном зале… в консерватории…
Казалось, Летисия смутилась, произнеся последнее слово, Жиль заметил это, но промолчал. Установилась тишина, и он сознательно затягивал ее. Казалось, его собеседница все больше и больше нервничает. Наконец комиссар сказал: