— Не надо рассматривать музыку слишком упрощенно, — с улыбкой заметил Жиль, — вы же знаете, что она может выражать самые сильные страсти, смятение тела и мысли, может заставить человека с оружием поддаться ее воздействию…
— Все это мне известно, — перебил его Паскаль, — но я не знал, что вы, скорее, антимилитарист. Наконец… Так какое место «Музыкального приношения» вы обсуждали?
— Мы раздумывали над пометами Баха на партитуре. Они весьма загадочны.
— Думаю, ни одна из них не имеет отношения к убийству. Тогда в чем интерес? — спросил Паскаль.
— «Ищите и найдете», — продекламировал Жиль.
— Простите?..
— Нет, нет… — рассмеялась Летисия и объяснила, почему Жиль вспомнил это изречение.
— Хорошо, — ответил Паскаль. — Предположим, что Пьер нашел что-то необыкновенное в королевской фуге, ведь сообщение, которое он оставил на автоответчике Летисии, позволяет думать об этом, но какую связь это может иметь с убийством? Вы не станете мне возражать, если я скажу, что не убивают из-за открытия в музыковедении…
— Нет, не думаю, — согласился Жиль. — Но вот вы, Летисия…
Паскаль напрягся, услышав, что комиссар называет Летисию по имени.
— Вы, Летисия, утверждаете, что для профессионалов какой-нибудь музыкальный отрывок может быть важнее, чем что угодно другое.
— Да, — подтвердила Летисия. — Я сказала вам это по поводу спора, который возник между Пьером и Морисом Перреном.
— Кстати, о Морисе Перрене… — начал было Жиль и осекся, словно смущенный присутствием Паскаля де Лиссака.
— Я могу оставить вас, — предложил Паскаль, заметив замешательство комиссара.
— Ну почему же? — спросила Летисия, сжимая руку Паскаля.
Жиль отвел глаза. Смех и разговоры вокруг, запах пива и табака, распоряжения хозяина и шум находящихся под кайфом — все это стало для него вдруг невыносимым.
— Кстати, о мсье Перрене, когда я допрашивал его, у меня сложилось четкое впечатление, что он отнесся к спору с Пьером Фараном очень серьезно и, главное, что он был крайне взволнован сообщением Фарана по поводу фуги.
— Да, — добавил Паскаль. — Я не был лично знаком с Морисом Перреном до того, как Летисия представила его на той злосчастной вечеринке, но сейчас, как и у вас, у меня такое чувство, что в тот момент он по-настоящему был задет вызовом, который бросил ему Пьер Фаран.
— Интересно, продолжайте, — сказал Жиль.
— Так вот… Это трудно объяснить, но мне думается, что, сам того не зная, Пьер Фаран затронул щекотливую для Мориса Перрена тему. Что-то очень дорогое для него. Но это всего лишь интуиция. А что ты думаешь, Летисия?
— Я не знаю. Да… возможно.
— Ладно, извините меня, — добавил Паскаль, — но мне непременно надо уезжать. Я уже откладывал встречу с нашими друзьями из бюджетного ведомства, но еще раз не могу: вы же знаете, эти люди невыносимы… Я не провожу тебя, Летисия…
— В этом нет необходимости, я на машине.
— Тогда до скорой встречи, дорогая. До свидания, комиссар.
— До свидания.
В своем кабинете в Доме радио Морис Перрен работал со страстным увлечением. Солнце уже начало угасать, но он не поднимал головы от бумаг. Он снял пиджак и лихорадочно делал пометки в партитуре, то и дело обращаясь к старинным книгам, которые взял из книжного шкафа. Он уже приближался к цели, в этом не было сомнения.
Этот молодой комиссар, который так озадачил его, сам того не понимая, укрепил его в том, о чем он подумал с самого начала. Он попытался связаться с ним, но ему сказали, что комиссар уехал. Тогда он позвонил Летисии, но ее тоже не оказалось дома. И тут он вспомнил, что сегодня — день объявления результатов конкурса. Он оставил ей победоносное сообщение на автоответчике, прося срочно позвонить ему.
Перрен думал, как лучше выразить знаки зодиака — в буквах или символах. В сомнении он использовал и то и другое, не зная, впрочем, теми ли же рисунками они обозначались в Пруссии в XVIII веке. Потом он установил, что зодиак не имеет отношения к этой проблеме, и открыл другой том, с которого с силой сдул пыль.
Вот этот том, вне всяких сомнений, — то, что нужно. Теперь Перрен был уверен, что решение кроется в десяти загадочных канонах, и он начал лихорадочно считать ноты и такты.
Он не смог закончить свою работу.
Словно во сне Морис увидел, как он приближается, и с упреком подумал, что напрасно принял дозу кокаина.
И тут же вспомнил, что он не нюхал его уже более недели.
Мгновение спустя он явственно почувствовал, как его сердце пронзает шпага.
32. ПОСЛЕДНЕЕ СООБЩЕНИЕ
МУЗЫКА. Заставляет о многом думать. Смягчает нравы. Исключение: «Марсельеза».
Гюстав Флобер. Лексикон прописных истин
Париж, наши дни
Комиссар Беранже с трудом прокладывал себе путь к кабинету Мориса Перрена. В коридоре толпился народ, и все хотели знать, что произошло. У двери, охраняемой полицейским, горько рыдало очаровательное создание с длинными светлыми волосами, которые ниспадали до низа самой короткой в мире мини-юбки. Это была Зоэ, секретарша Мориса Перрена.
Морис Перрен сидел в своем кресле, слегка склонившись к столу. Из уголков губ вытекла струйка крови, большое красное пятно виднелось на рубашке у сердца.
Эксперты службы криминалистического учета уже закончили работу. Жиль подумал, что его коллега Маршан не скрывал радости, когда передавал ему дело о первой смерти. Комиссар просмотрел разложенные на полу книги, перерытые полки в шкафу. Ни одна из книг непосредственно не имела отношения к Баху, и хотя множество партитур Иоганна Себастьяна усеивали пол, «Музыкального приношения» среди них не было. Монографии о Бахе аккуратно стояли на полках.
Вошел инспектор Летайи, с ним еще один полицейский в штатском, это был их коллега из Семнадцатого округа, пришедший для порядка подтвердить передачу досье.
— Так вы говорите, что предыдущее убийство было такое же? Тогда, дорогой коллега, не хотел бы я оказаться на вашем месте…
Сочтя это формулой вежливости, полицейский удалился, немного погодя тело жертвы унесли носильщики.
— Данные обследования, Летайи?
— Да, патрон, в наши дни пуленепробиваемый жилет уже вышел из моды. Надо срочно возвращаться к старинным доспехам…
— Справедливо, инспектор. А если на минутку оставить вопрос о нашей безопасности?
— Ладно, я сказал бы, что в таком муравейнике, как Дом радио, личность, прогуливающаяся со шпагой, право, не должна была остаться незамеченной. Я исхожу, разумеется, из того, что Пьер Фаран и Морис Перрен были убиты одним и тем же оружием.
— Ваша гипотеза заслуживает внимания, и я думаю, нам не придется долго ждать, чтобы получить подтверждение тому. А следы, свидетели?