Стая - читать онлайн книгу. Автор: Франк Шетцинг cтр.№ 211

Нижняя палуба

В пустом ангаре и на палубах «Независимости» призрачно гудели электрические системы, заставляя переборки едва заметно дрожать. Гул был слышен в огромном, пустом больничном зале, в офицерской кают-компании, и если кто из экипажа в своей койке касался кончиками пальцев шкафа, тоже мог ощутить лёгкую вибрацию.

Она проникала до самой утробы судна, где Грейвольф лежал с открытыми глазами на краю искусственного берега и смотрел на стальные балки потолка.

Почему всё в его жизни идёт прахом?

Само его появление на свет было ошибкой. И вот, он даже не смог спасти Лисию.

Ты ничего не способен защитить, ничего. Всегда только глотку драл, но скорее для того, чтобы спрятать свой страх. Маленький, плачущий мальчик в его огромном теле, которому так хотелось что-то значить в собственных глазах и глазах окружающих.

Грейвольф ощущал себя пустым и ненужным. Он питал отвращение к самому себе. Он ни с кем не стал бы говорить об этом, он только делал своё дело, но когда закончится весь этот кошмар, он…

Из глаз его текли слёзы. Лицо было неподвижно. Он смотрел в потолок, но там были видны только балки.

* * *

Полная картина

— Этот шар, — сказала Кроув, — планета Земля.

Она заранее развесила увеличенные изображения и медленно ходила от одного к другому.

— Мы долго бились над природой этих линий, но думаем, что они воссоздают магнитное поле Земли. Пробелы — это континенты. Таким образом, в основном мы расшифровали это послание.

Ли сощурила глаза.

— А вы уверены? Эти якобы континенты ни в чём не похожи на земные материки.

Кроув улыбнулась:

— Они и не могут на них походить, Джуд. Это континенты, как они выглядели 180 миллионов лет назад, объединённые воедино. Пангея. Праконтинент. Вероятно, и картинка магнитного поля относится к тому же времени.

— А вы это перепроверили?

— Магнитное поле трудно реконструировать. А вот тогдашнее расположение суши известно. Нам потребовалось время, чтобы сообразить, что они прислали нам модель Земли, но потом всё встало на свои места. В принципе, послание очень простое. В качестве информационного ядра они взяли воду и привязали к ней географические данные.

— Откуда им знать, как Земля выглядела 180 миллионов лет назад? — удивился Вандербильт.

— Они это просто помнят, — сказал Йохансон.

— Помнят? О праокеане? Но ведь то было время, когда на Земле существовали только одноклеточные… — Вандербильт осёкся.

— Правильно, — сказал Йохансон. — Только одноклеточные. И несколько многоклеточных экспериментов на ранней стадии. Вчера ночью мы нашли последнюю деталь этого паззла. Ирр располагают гипермутирующей ДНК. Предположим, к началу юрского периода, добрых 200 миллионов лет тому назад, началось становление их сознания. С тех пор они постоянно учились. Знаете, в научной фантастике есть несколько излюбленных классических фраз типа: «Я не знаю, что это, но оно надвигается на нас!» Или: «Соедините меня с президентом». Ещё одна из обязательных фраз такова: «Они превзошли нас», — и почти всегда фильм или книга так и не объясняют, каким же образом превзошли. В данном случае мы можем повторить за ними: «Ирр превзошли нас».

— Потому что их знания осели в ДНК? — спросила Ли.

— Да. В этом их существенное отличие от нас. У нас нет расовой памяти. Наша культура зиждется на устном и письменном предании или на изображениях. Но наши непосредственные переживания мы не можем передать дальше. С нашим телом умирает и наш дух. Когда мы говорим, что ошибки прошлого никогда не будут забыты, мы выражаем неисполнимое желание. Забыть можно только то, что помнишь сам. Но ни один человек не помнит, что пережил до него другой человек. Мы можем записать воспоминания и прочитать их, но сами мы при этом не присутствовали. Каждому человеческому детёнышу приходится заново учиться одному и тому же, он должен дотронуться до плиты рукой, чтобы понять, что она горячая. У Ирр это по-другому. Клетка учится и делится. Она удваивает геном вместе со всей информацией, как если бы мы могли продублировать наш мозг вместе со всеми его воспоминаниями. Новые клетки наследуют не абстрактную информацию, а непосредственный опыт так, как будто они получили его сами. С самого начала их существования Ирр способны к коллективному воспоминанию. — Йохансон посмотрел на Ли: — Понятно ли вам, кто стоит рядом с нами?

Ли медленно кивнула:

— Отнять у Ирр их знание можно, только уничтожив весь коллектив.

— Боюсь, для этого придётся уничтожить их всех, — сказал Йохансон, — а это, по разным причинам, невозможно. Мы не знаем, насколько густа их сеть. Может быть, они образуют клеточные цепи в сотни километров. Число их огромно. В отличие от нас, они живут не только в настоящий момент. Они не нуждаются в статистике, не нуждаются в средних величинах, ни в каких вспомогательных символах. В достаточно большом объединении они сами себе статистика, сумма всех значений, их собственная хроника. Они знают события тысячелетней давности, тогда как мы неспособны действовать на одно-два поколения вперёд, в интересах наших детей и внуков. Мы — вытесняем информацию. Ирр сопоставляют, анализируют, узнают, прогнозируют и действуют на основании постоянно присутствующих воспоминаний. Никакое творческое достижение не утрачивается, всё идёт в развитие новой стратегии и концепции! Никогда не кончающийся процесс отбора служит лучшим решениям. Вспомнить, модифицировать, усовершенствовать, научиться на ошибках, сравнить с новым, просчитать — и действовать.

— Какой холодный, омерзительный расчёт, — сказал Вандербильт.

— Вы думаете? — Ли помотала головой. — А я восхищена этими существами. Они за минуты вырабатывают стратегию, на которую у нас ушли бы годы. Одно то, что не приходится повторять ошибки!

— Поэтому Ирр в своём жизненном пространстве, наверное, управляются лучше, чем мы в нашем, — сказал Йохансон. — У них любое достижение — коллективное и укореняется в гены. Они живут сразу во всех временах. Тогда как люди забывают прошлое и игнорируют будущее. Всё наше существование фиксировано на частностях, на «здесь» и «сейчас». Высшие познания мы приносим в жертву личным целям. Мы не можем сохранить себя после смерти, поэтому стараемся увековечить себя в манифестах, книгах и операх. Мы стараемся вписать себя в историю, оставить после себя записки, чтобы их читали, перетолковывали, фальсифицировали, и вся эта идеологическая лавина продолжается и после нашей смерти. Мы так одержимы мыслью пережить самих себя, что наши духовные цели редко согласуются с тем, что было бы полезно человечеству. Наш дух форсирует эстетическое, индивидуальное, интеллектуальное, теоретическое. Мы не хотим быть животными. С одной стороны, тело — это наш храм, с другой стороны, мы пренебрегаем им как чисто функциональной единицей. Мы уже привыкли ставить дух выше тела и необходимость житейского выживания рассматриваем с отвращением и самопрезрением.