Стая - читать онлайн книгу. Автор: Франк Шетцинг cтр.№ 152

И так далее. Они проехали англиканскую церковь с кладбищем, на котором предстояло хоронить его отца. Эневек увидел женщину, которая во дворе своего дома работала над скульптурой большой птицы. Птица напомнила ему искусство ноотка. Эневек предался судьбе и неожиданно для себя попросил:

— Поехали в порт, Иджи.

Они свернули вниз по улице в сторону воды. Кое-где виднелись пятна тундровой травы, а кое-где — пятна снега. Порт Кейп-Дорсет состоял из пирса с кранами для разгрузки, к этому пирсу два раза в год причаливало судно с товарными запасами.

Эневек вышел посмотреть на полярно-голубую воду. Иджи Экезак следовал за ним на отдалении.

Пирс был последним, что видел Эневек, покидая Кейп-Дорсет. Ему было тогда двенадцать лет. Корабль взял на борт его и его новую семью, которая покидала страну, полная надежд и радостных предчувствий.

Через пять минут Эневек вернулся к пикапу и молча сел в кабину.

— Да, наш старый порт, — тихо сказал дядя. — Ты тогда уехал, Леон. Это разбило нам сердце…

Эневек метнул в его сторону резкий взгляд:

— Кому это я разбил сердце? Моему отцу? Вам? Каким-нибудь соседям?

Экезак завёл мотор:

— Поехали. Нас ждут.

Экезак жил в небольшом ухоженном домике. Позади него поднимались холмы, завершаясь Высокой горой, Кингаитом со снежными прожилками. В детстве она казалась Эневеку высотой до неба.

— Мэри-Энн, — крикнул Экезак, открывая дверь. — Мальчик приехал!

Навстречу выбежал щенок и вышла полная женщина с приветливым лицом. Она обняла Эневека и поздоровалась на инуктитуте.

— Мэри-Энн не говорит по-английски, — извиняясь, сказал Экезак. — Надеюсь, ты ещё понимаешь свой язык.

— Мой язык — английский, — отрезал Эневек.

— Да, конечно…

— Но я понимаю, что она говорит.

Мэри-Энн спросила, голоден ли он.

Эневек ответил «да» на её языке. Она обнажила щербатую челюсть, взяла щенка, который обнюхивал ботинки Эневека, и пригласила гостя в дом. В прихожей стояло несколько пар обуви. Эневек машинально снял ботинки и поставил их в общий ряд.

— Хорошего воспитания не утратил, — засмеялся дядя. — Не стал кваллюнаак.

Кваллюнаак — собирательное слово для обозначения всех, кто не инуит. Эневек шагнул вслед за Мэри-Энн на кухню. Увидел там современную электроплиту, приборы, которые есть в любой кухне Ванкувера, — ничто здесь не напоминало о плачевном состоянии его тогдашнего дома. У окна стоял круглый обеденный стол, рядом была дверь на балкон. Экезак подтолкнул его с кухни в уютно обставленную гостиную с мягкой мебелью, телевизором, видеомагнитофоном и радиоприёмником. Показал ему ванную комнату с туалетом, спальню и ещё одну комнату, где на ночном столике стоял букет свежих цветов — маки, колокольчики, пурпурники.

— Мэри-Энн сама их нарвала, — сказал Экезак. Это прозвучало как приглашение располагаться.

— Спасибо, я… — Эневек отрицательно покачал головой. — Всё-таки лучше я переночую в отеле.

Он ожидал, что дядя обидится, но Экезак лишь задумчиво посмотрел на него:

— Выпьешь чего-нибудь?

— Я не пью.

— Я тоже. Мы пьём сок. Хочешь?

— С удовольствием.

Экезак налил в два стакана концентрат, развёл водой, и они вышли на балкон, где дядя закурил. Мэри-Энн ещё не управилась со своей олениной и просила подождать минут пятнадцать.

— В доме мне курить нельзя, — сказал Экезак. — Зато женат. Всю жизнь курил в доме. Но так даже лучше. Курить вредно. Вот бы бросить. — Он засмеялся и с видимым удовольствием затянулся. — А ты ведь не куришь — я угадал?

— Не курю.

— И не пьёшь. Хорошо, хорошо.

Они молча любовались панорамой горных склонов. Лучисто-белые чайки планировали по небу, время от времени камнем бросаясь вниз.

— Как он умер? — спросил Эневек.

— Просто упал и всё, — сказал Экезак. — Мы были в тундре. Он увидел зайца, кинулся за ним и умер.

— Он допился, да?

Его самого ужаснуло ожесточение, с каким он задал этот вопрос. Экезак смотрел мимо него на горы и окутывал себя клубами дыма.

— У него случился инфаркт, так сказал врач из Иквалуита. Он слишком мало двигался и слишком много курил. А пить он уже лет десять не пил, ни глотка.

Тушёная оленина-карибу оказалась очень вкусной. Как в детстве. Тюлений суп, наоборот, Эневек никогда не любил, но теперь уплетал за обе щеки. Мэри-Энн сидела рядом, довольная его аппетитом. Эневек пытался воскресить свой инуктитут, но с плачевным результатом. Понимал он почти всё, но говорить не получалось. И они беседовали в основном по-английски — о событиях последних недель, о нападениях китов, о катастрофе в Европе и о том, что ещё не дошло до Нунавута. Экезак переводил. Несколько раз он пытался завести разговор об умершем отце, но Эневек не поддержал его. Погребение должно было состояться вечером. В это время года мёртвых хоронили быстро, а зимой, когда землю невозможно продолбить, их часто держали в сарае неподалёку от кладбища. В естественном холоде Арктики мёртвые сохранялись на удивление долго.

После обеда Эневек отправился в «Полярный домик». Экезак больше не настаивал на том, чтобы племянник остался под его кровом. Цветы из маленькой комнаты он перенёс на обеденный стол.

— Может, ещё передумаешь.

Оставшиеся до похорон два часа Эневек пролежал на кровати в отеле. Он не знал, что ему делать. Строго говоря, нашлось бы что. Дядя с радостью протащил бы его через весь Кейп-Дорсет и представил всем родным и знакомым. В посёлке все так или иначе были между собой сваты и кумовья. Такой обход был бы равносилен посещению вернисажа. Каждый второй житель посёлка считался художником, многие выставляли свои работы в галереях по всему миру. Но Эневек знал, что в этом обходе было бы что-то от возвращения блудного сына, а он хотел сохранить дистанцию. Подпустить к себе этот мир — только раны бередить.

Когда он вышел из «Полярного домика», солнце склонилось ниже, но всё ещё было ярким и радостным. Они договорились, что дядя возьмёт его в свой пикап.

Он побрёл по улице к центру. Перед одним домом сидел на стульчике старик и обрабатывал статуэтку аквалангиста, немного дальше женщина шлифовала мраморного сокола. Оба с ним поздоровались, и Эневек им ответил. Он чувствовал, что его провожают взглядом. Должно быть, весть о его прибытии облетела посёлок. Каждый знал, что приехал сын умершего Мануми Эневека, и, наверное, все уже истрепали себе языки, обсуждая, почему он поселился в отеле, а не в доме родного дяди.

Экезак ждал его у дверей. Они доехали до англиканской церкви, где уже собралась изрядная толпа. Эневек удивился: неужто у отца было столько друзей?