Медики закрывали задние двери «скорой». Кей указала на блестящий, плотно закрытый, бугристый, черный пластиковый мешок. Она смеялась все громче, пока из ее глаз не брызнули слезы.
— В том мешке не Ким Новак! — выкрикнула она. — Это… это… Эдмунд… нет… Господи!.. Я не знаю… не знаю… кто это… я ничего не знаю…
Кей зарыдала в голос и, чувствуя, что теряет сознание, прижалась к груди Сантомассимо. Он обнял ее как ребенка и спокойно принялся вытирать ей слезы.
— Мне, наверное, не следовало привозить ее сюда, — сказал он капитану Эмери.
— Нет, Фред, она нужна нам, но сейчас увези ее и постарайся успокоить. На сегодня ей достаточно зрелищ.
Сантомассимо посмотрел по сторонам. Ни баров, ни кафе поблизости не было. И присесть было негде — разве что на скамейке возле автобусной остановки. Но она была занята подростками, которые шумели и выкрикивали оскорбления в адрес полиции. Сантомассимо молча повел Кей к своему голубому «датсуну».
Они сели в машину, и Сантомассимо достал пакет с салфетками. Она с благодарностью взяла одну. Он ободряюще улыбнулся. Кей была очень бледной и вся дрожала. Сантомассимо извлек из бардачка бутылку отменного бренди.
— Эликсир тети Розы, помните? — улыбнулся он. — Советую, он стоящий.
— Я думала, полицейские не…
— Нет, конечно. А вы глотните. Поможет.
Кей взяла бутылку и начала пить из горлышка, словно лекарство. Впервые Сантомассимо видел женщину, которая могла столько выпить и не утратить элегантности. Она вернула ему бутылку и, еще немного дрожа, поплотнее закуталась в свой плащ. Затем посмотрела на Сантомассимо.
— Вы сделаете из меня пьяницу, — сказала она.
— Отхлебните еще. Вы очень бледная.
Кей вновь взяла в руки бутылку и сделала глоток. Глаза у нее заблестели, ее светлая голова вновь заработала, истерика медленно, но верно проходила.
— А попкорн вы нашли? — внезапно спросила она.
— Да, на узкой площадке у колокола.
— Значит, это все-таки автограф.
— Похоже. И еще. Там же мы нашли запечатанный конверт с пятьюстами долларами. И еще пятьсот — в бумажнике жертвы.
— Понятно, деньги убийцу не интересуют. Его интересует только…
— Убийство.
Они замолчали. Полицейские машины разъехались, остались только патрульные и потрясенные случившимся священники. Их донимали инквизиторскими вопросами репортеры, но они наотрез отказывались что-либо сообщить.
К машине Сантомассимо подошел капитан Эмери. Он поинтересовался, как чувствует себя Кей. Она ответила, что ей уже лучше. Затем Эмери спросил, может ли она приехать завтра до начала занятий в уголовный суд. Кей молчала, раздумывая, затем кивнула. Эмери поблагодарил ее, сказал, что утром пришлет за ней машину, и распрощался, пожелав спокойной ночи.
Сантомассимо включил зажигание. Взглянул на Кей, затем на пустынную дорогу, огражденную с обеих сторон старыми дубами. Была глубокая ночь; даже птицы молчали в этот поздний час.
— Думаю, лучше отвезти вас домой.
Машина тронулась с места, но тут же остановилась. Сантомассимо нажал на тормоза, ожидая ответа Кей. Ему показалось, что ей стало как-то неловко.
— Везите куда угодно, Великий Святой, только подальше от этого места, — сказала она.
Ее лицо в таинственном свете уличных фонарей было белым, как у мраморной статуи возле церкви. Губы чуть припухли и сделались пунцовыми — было видно, что не так давно она плакала. Свою жену Сантомассимо никогда не видел плачущей. Случалось, что у нее выступали на глазах слезы, но ее сердце никогда не размягчалось настолько, чтобы она заплакала.
— Я не хочу сегодня оставаться одна, — сказала Кей.
Голос ее прозвучал требовательно и вместе с тем выдал ее хрупкость и беззащитность. Сантомассимо знал, что она имела в виду только то, что сказала, и ничего больше, но тоже ощутил неловкость.
— И где именно вы не хотели бы оставаться одна?
— Где угодно, лишь бы там было тихо и спокойно.
Сантомассимо чуть заметно кивнул, слегка пожал ее руку и поехал в сторону Пасифик-Коуст. Туман и ночной мрак действовали ободряюще. Шоссе было почти пустынным. Кей несколько раз закрывала глаза, словно погружаясь в сон, но ни разу не попросила отвезти ее домой.
— Мы можем где-нибудь перекусить, — предложил Сантомассимо.
Кей улыбнулась:
— Я — за. Можно вон в том ресторанчике.
Мигающая неоновая вывеска гласила:
Рыбный грот малыша Энтони.
На лице Сантомассимо отразились неудовольствие и горечь, он через силу выговорил:
— Я бы предпочел другой.
Кей почувствовала, что что-то произошло, и вопросительно посмотрела на него:
— Плохая кухня?
— Скажем так, игнорирую его по личным причинам.
Кей бросила взгляд на ресторан, мимо которого они как раз проезжали. Дорогие машины в ожидании владельцев вызывающе поблескивали на стоянке. Она отвернулась, глядя вперед на бегущую навстречу дорогу.
— Ваша жена?
Сантомассимо кивнул.
Легкая улыбка чуть тронула губы Кей.
— Это был ваш ресторан? Извините. Жаль, когда люди разводятся. И жаль, что это случилось с вами.
За последние три года Сантомассимо ни с кем не говорил о Маргарет, даже с Бронте. И сейчас он занервничал. Он думал, все умерло, осталось в прошлом. Возникло тягостное молчание. Кей, рассмеявшись, спасла положение:
— Забавно, из трех тысяч ресторанов Лос-Анджелеса я выбрала именно тот, который напоминает вам о жене. Вот так совпадение.
— Не важно.
— Если мы поговорим об этом, вам станет легче?
— А о чем говорить? Я прожил с ней пять лет и вдруг обнаружил, что совершенно не знаю эту женщину… Нет, конечно, я знал, что она высокая, красивая, талантливая. Она танцовщица. Экспериментальные танцы. Джаз. Я никогда в этом не разбирался. Она до сих пор где-то в Лос-Анджелесе. Время от времени ее имя мелькает на страницах «Лос-Анджелес таймс». У нее своя танцевальная группа.
Кей расслабилась, откинувшись на мягкую кожаную спинку сиденья. Он посмотрел на нее, но ничего не смог прочитать по ее лицу, такому же загадочному, как у Маргарет, но более мягкому и выразительному.
Сантомассимо включил музыку. Кей улыбнулась.
— «Юритмикс»,
[107]
— сказала она. — Замечательно.