Сантомассимо обнял ее и прижал к груди.
— Я удержу всех троих, — сказал он. — Кей, без тебя… я…
Он почувствовал, как на глаза навернулись слезы, а в горле встал комок.
— Можно, я буду звать тебя Амадео? — спросила Кей.
— Ты можешь называть меня как хочешь.
— Амадео, Амадео, Амадео, — пропела Кей, плача и смеясь одновременно.
Он еще крепче прижал ее к себе и почувствовал щекой теплую влагу ее слез.
— А в твоей кровати ар деко мы сможем плавать, как золотые рыбки?
— В нашей кровати ар деко мы можем делать все, что нам заблагорассудится.
— Он продолжает мне сниться… И сокол снится… и статуя… и Крис… как он падает…
— Фильм окончился, Кей, — сказал он, нежно целуя ее лицо.
— Правда?
— Правда. Зрители разошлись по домам.
— Разве так может быть? Разве смерть человека может когда-нибудь закончиться?
— Может, если начинается новая жизнь.
— Да… новая жизнь. Мне это нужно…
Он позволил ей выплакаться, зная, что это слезы облегчения, а не горечи и боли, как прежде. Она плакала и смеялась, и эти звуки казались Сантомассимо прекрасными, как шорох капель весеннего дождя, стекающих по кусту сирени.
— Амадео, держи меня крепче.
— Я никогда тебя не отпущу. Никогда.
— Амадео…
— Плачь, Кей, плачь, — шептал Сантомассимо. — Это так прекрасно.
Сантомассимо знал — и знал, что Кей тоже это знает, — что в их жизни начался новый фильм.