Постановка таких сцен — дело крайне сложное. Все должно быть самым тщательным образом рассчитано и подготовлено. Место действия. Интерьер. Время суток. Мотивировки. Ракурсы. Постепенное осознание жертвой своей неизбежной участи. У меня все это есть. Я не леплю все подряд, как тот режиссер, которого я называю «Чарли-двадцать-кадров-в-день». Раз-два-три — и все готово. Я понимаю, он должен уложиться в бюджет и поэтому строго следует всем предписаниям. Но в его фильмах нет и намека на вдохновение, в них нет точности, нет артистизма. А ведь углы съемки, наплывы, укрупнения плана — все должно быть безошибочно рассчитано и доведено до совершенства. Я умею это делать. Я это делал. И я сделаю это снова. Это будут прекрасные, художественно безупречные сцены.
И честно говоря, без камер получается даже лучше… Это круче секса… Круче любого наркотика… Даже круче… самого… Хичкока…
О да…
СТОП!
9
Телеканалу Кей-джей-эл-пи было всего пять лет. Его студия находилась на бульваре Сансет, сразу за старым зданием гильдии режиссеров. Выкрашенные светло-зеленой краской стены, новые хромированные двери и фойе в стиле хай-тек не могли скрыть истинный возраст строения, о котором красноречиво свидетельствовали многочисленные трещины в фундаменте. Телеканал снискал популярность у публики агрессивной манерой подачи новостей и рок-н-ролльными клипами.
Было 11.15. В студии на возвышении сидел Стив Сафран, одетый в клетчатую спортивную куртку с прикрепленным к воротнику микрофоном. На него были направлены две камеры, а студийный администратор в это время возился с наушниками и телесуфлером. Уверенным тоном Сафран читал текст:
— Убито трое невинных людей. Убийства совершены в разных районах города — на пляже в Пасифик-Палисейдс, в центре Лос-Анджелеса и в западной части города. Однако все три дела расследует одно и то же отделение полиции. Что происходит? Лос-Анджелес хочет знать. Я хочу знать. Те, кто призван служить и защищать, не имеют права скрывать от нас информацию. Так когда же комиссар полиции прольет свет на эти таинственные убийства?
Разве мы в России, где правоохранительные органы не подконтрольны обществу?
Сафран сделал многозначительную паузу и произнес:
— С вами был Стив Сафран, служба новостей Кей-джей-эл-пи.
Студийный администратор сделал знак рукой, будто перерезает себе горло, и красная лампочка главной камеры погасла. Оператор, стоявший за другой камерой, начал подтягивать кабель, а ассистент откатывать громоздкий магнитофон к стене. Позади Сафрана техники убирали огромную карту Лос-Анджелеса, служившую фоном для передачи. Репортер, вытирая носовым платком лицо, встал из-за стола и спустился с возвышения.
— Что скажешь, Билл? — обратился он к студийному администратору.
— Не знаю, Стив. Ты дал полиции под дых. Ты, часом, не перегибаешь палку?
Сафран засмеялся, снимая микрофон:
— Им это пойдет на пользу, Билл. Ты почитай мою почту. Мои фанаты чувствуют, что здесь дурно пахнет. А я кто? Я — ассенизатор. Я отмываю правду от дерьма в тех местах, где смердит особенно сильно.
Моника из аппаратной махала Сафрану рукой с зажатой в ней телефонной трубкой. Сафран направился в ее сторону.
Наверху, в аппаратной, режиссер Фрэнк Говард нависал над сидевшим за пультом видеоинженером:
— …так, постепенно убирай… пошли титры…
Говард показал на кнопку, видеоинженер легонько ударил по ней пальцем, и по экрану телемонитора побежали титры. Не отрывая глаз от экрана, Говард показал Сафрану поднятый вверх большой палец, означавший «все прошло великолепно», и быстро указал на клавишу включения фонограммы. Инженер запустил музыкальный блок.
Сафран, с удовлетворением посмотрев на свое имя, первой строкой и крупными буквами пробежавшее по экрану монитора, взял у Моники трубку.
— Сафран слушает, — сказал он, в то время как Моника вытирала ему лицо полотенцем.
На том конце провода ответили не сразу, а когда ответили, голос показался Сафрану очень-очень далеким. Это не был звонок поклонника. Говорили неспешно, но в голосе чувствовались волнение и напряженность. Он звучал глухо и бесцветно, словно доносился из студии со старыми, барахлившими микрофонами.
— У меня есть информация, — сообщил голос.
— Да? Какого рода?
— Я хочу сказать, мне понравился ваш выпуск новостей, мистер Сафран. Думаю, вы двигаетесь в правильном направлении и моя информация может вас заинтересовать. Ну, конечно, в том случае, если вы действительно хотите узнать правду об убийствах.
Сафран аккуратно отстранил Монику и перебрался в угол, где ни она, ни режиссер, ни видеоинженер, ни входившая в аппаратную команда следующей программы не могли его слышать.
— Разумеется, я хочу узнать правду. — Сафран инстинктивно понизил голос, как делают обычно в тех случаях, когда хотят удержать собеседника. — Вы же это знаете. Мне действительно нужна правда. Так какую информацию вы хотите мне сообщить?
— Ту, которую вам никогда не сообщит лейтенант… То, что он отказывается признать…
Сафран прижал трубку к губам.
— Что вы знаете о Сантомассимо?
— О черт!.. Я…
— Нет, нет… не вешайте трубку! Мне нужна информация! Очень нужна!
На том конце воцарилось долгое молчание. Сафран слышал лишь размеренное дыхание неизвестного. Моника удивленно посмотрела на Сафрана, но он отвернулся и еще глубже забился в угол.
— Что за информация? — настаивал Сафран.
— Но прежде давайте поговорим о…
— Хорошо.
— О деньгах.
Сафран сглотнул.
— Что вы имеете в виду?
— Сколько вы заплатите? — нетерпеливо спросил голос.
— Ну, я даже не знаю. Все зависит от того, насколько ценна информация. Возможно, пару сотен долларов.
Снова возникла пауза, потом неизвестный на другом конце провода еле слышно выругался. Затем его голос зазвучал вновь, на этот раз спокойно и твердо:
— Две тысячи долларов.
— Забудьте. Это нереально. Подождите. Вы полицейский? Вы работаете с Сантомассимо?
— Какое вам, черт возьми, дело, кто я? Я и о профессоре Куинн знаю, Сафран. Мне также известно, почему она получила роль в этой мелодраме. Но, чтобы узнать это, вам придется заплатить.
Сафран снова вспотел. Его охватили возбуждение и какой-то необъяснимый, до дрожи в коленях страх.
— Послушайте, — начал он, — у меня нет таких денег. Может быть, мы сойдемся на пятистах?
— Тысяча.
— Подождите…
Сафран пытался сообразить, где он сможет раздобыть такую сумму наличными в это время.
Фрэнк Говард надевал плащ, собираясь уходить. Сафран, закрыв рукой трубку, повернулся к нему.