– У нее работала в горничных Тамарка, –
сообщила мне попутчица после короткой паузы. – Мужики сволочи, сами в Москве
кобелируют, сюда пару раз в месяц прилетают, а за женами «глаза» понатыкали.
Томка за Эммой шнурком ходила. Конечно, Эммочка противная, грубая, слова
хорошего никому не скажет, гав-гав со всеми. Но ей прощают, потому что
несчастная. Так вот, Тамарка заболела, ее подменила Катя, сестра Ники из отеля.
Но Катя Эмме не понравилась, и она ее выгнала. Катька забыла в доме паспорт.
Пришла назад, а Эммочка по дому без всего ходит. Во где кошмар! Катька всем
растрепала, и с той поры Эмму люди жалеют. И как это она так умудрилась?
– Несчастья обычно происходят случайно, –
вздохнула я.
– Ой, – закивала Нина, – точняк. Че ща
расскажу! У Олеськи…
У меня началась морская болезнь. Эта
неприятность никогда не случается с людьми на земле, но меня вдруг укачало от
беседы с Ниночкой. Жалея, что не взяла никаких таблеток, я решила не слушать
попутчицу. А та болтала без умолку.
– У ней любовь случилась с Максом, а он только
постояльцев обслуживает. Их Ника поймала и парню пригрозила: «Будешь спать с
чужими бабами – уволим». А тот ей и говорит… А она ему отвечает… А он ей… А она
ему в рожу… А он ей… Налево!
Я, начисто потеряв нить разговора, нажала на
педаль тормоза.
– Что?
– Надо внимательнее рулить, – укорила меня
Нина. – Поворачивай, приехали.
«Мерс» замер у двухэтажного дома с вывеской
«Лучьшие шубы». Похоже, Руфуса, хозяина фабрики, консультировала подруга
Ниночки, поэтому надпись оказалась с орфографической ошибкой.
Моя спутница запихнула безропотную Муму в
сумку.
– Ты сколько шуб до сегодняшнего дня купила? –
деловито осведомилась Нина.
– Ни одной, – призналась я.
– Значит, ни хренашечки не понимаешь в мехе?
– Верно.
– Тогда молчи, – приказала отвязная девица, –
иначе торг испортишь. Предоставь дело мне. Шоколадно срулю!
Удивленная странным глаголом «срулить» и не
очень-то понимая, что он обозначает, я покорно поплелась за Ниной. А она пнула
дверь ногой и влетела в торговый зал. Где-то под потолком звякнул колокольчик,
в ту же секунду появилась молодая женщина в джинсах и футболке.
– Хау ду ю ду, мисс? – бойко произнесла она. А
затем начала заикаться: – Ту… э… вонт… э…
– Не умничай! – оборвала продавщицу Нина. –
Своих не признала?
– Здрассти, – с явным облегчением ответила та.
– Шубку хотите?
– Нет, блин, приехали голову красить! –
гаркнула Ниночка и поставила на пол сумку с Муму. – Поглупей чего спроси… Прямо
обожаю в меховых лавчонках педикюр делать! Где хозяин?
– Руфус уехал за товаром, – доложила
продавщица и расцвела в улыбке. – Я готова вас обслужить, меня зовут Вера.
Нина брезгливо поморщилась:
– Ты-то на все готова, но я не общаюсь с
поломойками. Где Руфус?
– Чай, кофе? – запела Вера.
– Руфуса! – гаркнула Нина.
– А вам? – повернулась ко мне Вера.
Я открыла было рот, но тут кто-то подергал
меня за брючину. Взгляд машинально устремился вниз. На полу сидела Муму – она
явно хотела что-то сказать.
– Это моя глухонемая свекровь, – гаркнула
Нина, – она те не ответит, не лезь к бабке. Лады, мы уходим. Хотели купить штук
семь-восемь-пять ваших гадостных шуб прислуге в подарок, но раз нас обслужить
некому… Пошли, мамуля, здесь не срослось. Через пару километров еще фабричка
имеется.
– Анденстенд, пожалуйста, – занервничала Вера,
– уно моменто, Руфус уже вернулся.
– Супериссимо, – кивнула Нина. – Ну-ка,
прикати нам кресла. Видишь, свекровка пожилая, плохо на ногах держится.
– Битте, сюда, – принялась кланяться Вера, –
проследуйте в вип-зону. Чай, кофе?
– Ага. И сразу у столба повеселимся, –
нахмурилась Нина, когда мы оказались в другом помещении. – Слетай за хозяином,
одна рука здесь, другая там.
Вера вихрем рванула в глубь магазина.
– Какого черта ты обозвала меня своей
свекровью? – возмутилась я, поворачиваясь к спутнице. – Разве я выгляжу на сто
лет?
– Ой, перестань, – поморщилась та. – Хочешь
шубку задарма? Тогда молчи. И потом, сейчас все золотые нити вшивают,
эмбриональные клетки колют… Старухе пятьдесят лет, а она на двадцать смотрится!
Главное, пасть не разевай, потопчешь малину.
– Здравствуйте, дорогие дамы, – понеслось над
залом, и передо мной возник толстый смуглый лысоватый мужчина с
глазами-черносливами. – Извините, задержался. Верочка уже показала наши лучшие
модели? Вот!
Жестом фокусника Руфус выкатил стойку, на
которой покачивались вешалки с шубами. Очевидно, большую часть клиентуры
фабрики составляли женщины из России, и Руфус научился почти без акцента
объясняться на моем родном языке.
– Норка! – возвестил хозяин и стал перебирать
манто. – Шиншилла! Леопард!
Нина закинула ногу на ногу.
– Кошка, – равнодушно отметила она, – крыса и…
э… похоже, хомяк. Может, и подойдет кому, но нам надо для горничных. Поэтому
неси настоящий мех!
– Этот не фальшивый, – заморгал Руфус, – и я
не торгую кошатиной! Вы говорите ужасные вещи! В Греции обожают кисок! Мы их…
– Ага, вы их в каждом доме подкармливаете, –
перебила Нина. – Здесь ты не соврал. У вас везде миски с кормом стоят. Да
только куда трупы девать? Я же не сказала, что шкуру с живой Мурки содрали…
Меня не обдуришь. Я своя! Из Флоридоса!
Руфус закатил глаза.
– И как я сразу не понял… Вера, подай
вип-манто.
Продавщица живо поменяла стойки. На мой
взгляд, никакой разницы между увезенными и вновь появившимися шубами не было.
– Норка! Шиншилла! Белый барс! – закатил глаза
Руфус.
Я прикусила губу: и еще мексиканский тушкан.
Надеюсь, Нина слышала о таком звере? В конце концов, она же могла видеть фильм
про двенадцать стульев.
– Я уже сказала: не хотим ерунду из
лабораторных мышей, – ледяным голосом заявила Нина. – Вставай, мама, поедем на
соседнюю фабрику.
– Зачем нервничать? – заулыбался Руфус. –
Покажу эксклюзивный мех. Вера, неси шубы, которые я для своих дочерей приготовил.