– Нет, – перебила его супруга, – я просто
спрячу урну с пеплом в своей сумке, никто и не узнает, что я везу.
Антон купил жене путевку, Эмма в составе
группы туристов прилетела в Грецию. Флоридос тогда вовсе не считался райским
местом, отель для очень богатых и знаменитых еще не построили – это было
крошечное поселение из семи домов, стоявших у моря, еще был небольшой
ресторанчик, который держала престарелая чета. Эмма случайно оказалась во
Флоридосе – на обратном пути из Пелоппонесуса, где она зарыла урну с прахом в
могилу матери Софии, сломался автобус, водитель вызвал ремонтную бригаду,
экскурсанты пошли купаться. Эмма, которая по понятной причине не снимала при
посторонних верхнюю одежду, взобралась на холм, повернулась лицом к морю и
поняла – отсюда она никогда не уедет. Наконец-то на земле нашлось место, где
она будет счастлива.
В Москву все же пришлось вернуться для того,
чтобы продать одну из принадлежавших Анне Львовне квартир. Денег, вырученных за
четырехкомнатную жилплощадь в Китай-городе, хватило для строительства шикарной
виллы во Флоридосе и ее полной «экипировки». Через год после переезда Эммы
Флоридос превратился в роскошный курорт…
– Вот жалость! – воскликнула я.
– Наоборот, – усмехнулась собеседница. – Сюда
приезжает весьма ограниченное количество людей, большинство из которых русские.
Местные жители-греки живо продали свои домики за нереально огромные деньги и
уехали, счастливые, в другие городки. Здесь теперь очень тихо, спокойно, меня
никто не беспокоит. Хотя, конечно, знают, что я из Москвы. Обслуживающий
персонал отеля давно по моему поводу перестал сплетничать, горничные и всякие
там коридорные знают, что я богатая дама, попавшая в автомобильную аварию.
Кажется, они мне сочувствуют.
Я кивнула:
– Во всяком случае, Раиса сказала, что ничего
о вас сообщить не может.
Эмма переменила позу.
– Раиса не сплетница, служба обязывает ее
держать язык за зубами. Думаю, она давно навела обо мне справки, но Рая
ошибается, если считает меня несметно богатой. Просто я очутилась во Флоридосе
до того момента, как цены на землю стартовали в космос.
– Но и бедной вас нельзя назвать, – заметила
я, – содержание особняка, вероятно, обходится недешево.
Эмма вынула сигареты, закурила одну и снова
закашлялась.
– Имея парочку квартир в Москве, можно жить в
Греции, – фыркнула она, – я сдаю апартаменты и счастлива.
– Вам можно позавидовать, – ляпнула я.
– Полагаешь? – спросила Эмма и сняла очки.
Я вздрогнула и почувствовала себя дурой.
Поспелова подышала на стекла, протерла их носовым платком, вновь водрузила на
нос и, обхватив руками колени, сказала:
– Давай договоримся – ты будешь употреблять
местоимение «ты». Помоги мне, я попала в странную ситуацию.
– Что ты имеешь в виду? – живо спросила я.
Эмма встала и подошла к окну.
– Тяжело жить без памяти, – прошептала она.
– Зато тебя не грызет совесть за совершенные
дурацкие поступки, – я решила слегка подбодрить Эмму. – Лично мне хотелось бы
кое о чем забыть навсегда.
– Врачи обещали, что амнезия пройдет, – не
обращая внимания на мое заявление, продолжала Эмма, – но их прогноз не сбылся.
Некоторое время назад в отель приехала мадам Жаклин. Слышала что-нибудь о ней?
– Никогда, – ответила я.
– Она мировая знаменитость, экстрасенс,
ясновидящая, гадалка. Постоянно живет во Франции. К Жаклин стоит очередь на
несколько лет вперед, – растолковала мне Эмма, – она почти со стопроцентной
точностью видит как будущее, так и прошлое. Жаклин прибыла сюда инкогнито,
никто не знал, кто она такая. Понятно, почему она шифровалась: ей небось
прохода не дают.
– Но ты выяснила правду?
Эмма начала ходить между диваном и окном.
– Да. Вечером я пришла на общий пляж, легла на
лежак. Вокруг ни души, лишь невдалеке сидит девушка, как мне показалось, с
вязанием. Ну кивнула ей вежливо – во Флоридосе, как в деревне, принято со всеми
здороваться. А девица вдруг и говорит: «Вы живете чужой жизнью». И давай
озвучивать мою историю.
– Весело, – поежилась я.
– Ага, – подтвердила Эмма, – Жаклин пообещала,
что мне после ее отъезда приснится сон, а в нем будет присутствовать некий
предмет. Синий. И рано или поздно я пойму, где взять эту вещь и когда следует
ее забрать. Как только она окажется в моих руках, память оживет. Знаешь, и ведь
правда! Не успела Жаклин улететь, меня стали преследовать кошмары. Сначала всю
ночь я куда-то бежала. Жуть! Несусь босая, грязь в разные стороны, падаю,
ползу… Я просыпалась от ужаса. Затем возникла гора, я карабкалась на нее как обезьяна,
следом появился дом… А потом я увидела медальон на цепочке… Похоже, не дорогой,
он лежит…
Эмма прижалась спиной к стене, поднесла ладони
к щекам и затряслась, как кролик, попавший под ливень.
– Жаклин сказала, – монотонно бубнила она, –
что, как только я пойму, где находится эта вещь, из Москвы приедет женщина –
молодая, красивая, талантливая. Я ее люблю и хорошо знаю, и она мне поможет – я
вновь обрету память.
Трясущейся рукой Эмма натянула на лоб платок и
произнесла:
– Это ты!
Я подпрыгнула.
– Что? Кто?
– Ты та самая женщина – молодая, красивая,
талантливая, которую я люблю и хорошо знаю, – повторила собеседница. – Жаклин
не называла имени, но мне-то понятно – это ты!
– Очень приятно слышать о себе такие слова, но
мы совсем не знакомы, – пролепетала я.
Эмма села на валик дивана.
– Я читаю все книги Виоловой, собрала полный
комплект. Ты меня видишь второй раз в жизни, но я, можно сказать, живу с
Ариной, она мне очень хорошо известна, почти родственницей стала. Сбылось
предсказание Жаклин: едва я успела понять, где лежит подвеска, как из России
прибыла моя любимая писательница. Все станцевалось! Умоляю, помоги!
– Делать-то что надо? – тупо спросила я.
– Съезди завтра в Пелоппонесус, он находится в
сорока километрах от Флоридоса. Войди в сад дома, где жили родители Софьи,
найди там скульптуру кошки, отверни ей голову и достань жестяную коробочку. В
ней и лежит медальон. Едва я возьму его в руки, как вспомню все! – торжественно
объявила Эмма.
– Кто же меня пустит в частное владение? –
ошарашенно спросила я.