Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 231

Хлоп!

Вода прогибается снова.

Это не голоса, во всяком случае, не человеческие. Что-то там внизу перемещается. И это не рыба, потому что здесь нет рыбы. Это слышит только отец Йорг, и никто иной. Он приставляет к уху ладонь. Морщит лоб. Что это такое?

Что ж, трудно поверить без рыданий, хотя бы и с сухими глазами, по это на самом деле кот Здоровяк.

Эгей! Э-ге-гей! Сюда, Здоровяк! Здоровяк, давай! Здоровяк! ЗДОРОВЯК!..

Брык… И он взмывал на разделочные столы, лез лапами в корзину с рыбой, оставлял отпечатки на тесте: Здоровяк, длинношерстый рыжий котяра. В кухнях Ватикана никто не обладал более горделивой походкой, чем Здоровяк. Как он прыгал! А как шипел! Оскалив клыки и выпустив когти, Здоровяк крадучись обследовал все углы, на всех наводя ужас. Здоровяк мог скакнуть во всю длину варочной, единым прыжком пересечь судомойню, пролететь сквозь пламя и взять немыслимую высоту. В день его рождения поварята имели обыкновение сплетать гирлянду из крысьих хвостов, с которой Здоровяк разделывался меньше чем за секунду. Одного запаха крысы было достаточно, чтобы он пришел в смертельное бешенство. Тогда он исходил слюной и пускал пену, иногда его даже рвало от ярости, а когда у него под лапами оказывалась убитая крыса, он не довольствовался тем, чтобы просто откусить ей голову, — он сдирал шкуру и потрошил ее, а потом, под громкие, долгие, одобрительные крики, таскал ее внутренности по полу, прежде чем надежно спрятать их в чьих-нибудь башмаках. Все поголовно, от самых пожилых взбивальщиков кремов до самых юных чистильщиков моркови, соглашались: Здоровяк был величайшим крысоловом. Об этом знали и повара, и их подручные. Поварята, истопники, потрошители рыбы, резчики мяса и варщики бульонов не питали на этот счет никаких сомнений. От Нерони и вплоть до удивительно дряхлого старца, который выносил экскременты, выдавленные из кишок только что забитых коров, — любой из обитателей кухонь в ответ на вопрос о самом неутомимом, одаренном, трудолюбивом и популярном работнике кухни указал бы на одного и того же пушистого кандидата: кота Здоровяка, Верховного Крысолова.

Увы, за исключением крыс.

Наблюдение. Доклад. Отзыв. Передаваемый по командным цепям и релейным системам ультразвуковой клаксон писков разносил обычное предостережение из-под кухонных полов по подземным трубам, траншеям и геометрически спланированной системе туннелей колонии к выступающим наружу бастионам и аванпостам вплоть до гарнизонов у реки. Угроза: кот. Местонахождение: кухня. Обозначение: Здоровяк. Решение: определить степень риска.

В соответствии с этим ночью в кухню запустили нескольких мышей, чтобы оценить убойную силу Здоровяка. Потом — нескольких землероек. Потом — тараканов и, наконец, мокриц и червей. Первая стадия оценки завершена, и по ее результатам крысы Ватикана могут предсказать, что произойдет дальше. Ловчий рейтинг Здоровяка равнялся нулю, и для второй стадии требовалась крыса. Не самая большая и не самая маленькая, но, возможно, самая бесстрашная, потому что миссия этой крысы состояла в том, чтобы пройтись перед Здоровяком как можно ближе и как можно медленнее, затем еще приблизиться (Здоровяк наблюдает), и еще (Здоровяк поднимается), и еще (Здоровяк напрягается), и еще…

Здоровяк бросается наутек.

Крысы прозвали Здоровяка Палачом. (Даже у ватиканских крыс имеется чувство юмора.) Здоровяк на самом деле не поймал ни одной крысы. Вместо этого крысы скармливали ему своих старых и немощных, своих рецидивистов и дегенератов, тех, кто был смертельно ранен в стычках с римскими крысами, охранявшими реку, и тех, кто стал жертвой неудач в их селективных программах родственного спаривания, лишенных конечностей двухголовых монстров и тому подобных. Сначала они их убивали, затем швыряли ему. Когда-нибудь, рассудили они, им удастся найти применение Здоровяку. Со стратегической точки зрения дальновиднее всего было оставить Здоровяка на его месте. Ватиканские крысы могут позволить себе ждать, что кота, что царства. Привычка укореняется в них как противовес крысиной нетерпеливости, склонности бросаться и нестись вперед, позывам подчиняться импульсам, в то время как наилучшая политика состоит в том, чтобы наступать неспешно и методично, дисциплинировать свои крысиные сердца, приучая их к более медленным ритмам, наблюдать и выжидать. Иногда, очень редко, в предрассветные часы одна или две из них взбираются на восточную стену Бельведера и окидывают взглядом город своих соперников. Более слабые колонии, чем их собственная, ждут их там, за темным потоком реки. Они смотрят, принюхиваются и подергиваются, когда в их артериях начинают бушевать странные смеси адреналина и глюкокортикоидов. Им хочется мчаться вперед, вспарывать, кусать и убивать, но они этого не делают. Они наблюдают. Завоевание осуществится при наличии дисциплины и выдержки. Они ждут, точно так же, как ждут Здоровяка и дня, когда найдут ему применение, потому что он настанет столь неизбежно, как и день, когда они вырвутся из Борго и понесутся через город, чтобы дать волю своей сдерживаемой ярости и жажде крови, убивая на своем пути всех крыс-чужаков. И вот вместе с капелькой, потом каплей, потом струйкой воды, льющейся в одно из самых высоких и сухих колонии, в той самой точке, которую выбрал бы тот, кто располагал бы схемой всех ее туннелей и соединений и кто желал бы смыть подчистую всех крыс Борго в Тибр, — вместе с ней настал день Здоровяка.

Хлоп!

Сюда, малыш, сюда. Сюда, Здоровяк. СЮДА! Тогда вон туда, да, туда… Ох, да брось ты, Здоровяк, куда бы ты ни забрался… Кто-нибудь видел Здоровяка? ЗДОРОВЯК!

Бедный глупый Здоровяк, заманенный в туннель гирляндой коровьих кишок! Располосовав коту горло и укоротив на хвост, его поволокли на север, в сторону Бельведера. Самое искусно задуманное из искусственных озер христианского мира дало течь. Для расположенной под Ватиканом колонии эта течь представляет собой потенциальную катастрофу. Для Здоровяка — последнюю роковую ошибку. Ватиканские крысы используют его как затычку.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Стоп.

Проходит то ли час, то ли несколько часов — время, когда секунды идут то согласно, то врозь с подергиваниями жилистого сердца Йорга, ускоряясь, обгоняя, возвращаясь и совпадая. Он тоже ждет, и его вера подобна куску угля, терпеливому черному кристаллу, хранимому в изношенном теле. Накануне ночью появилось немного света, вскоре после того, как трое насмехающихся самозванцев оставили его наедине с его размышлениями о зиме и воспоминаниями о камнях, далеко и давно падавших в безмятежные черные воды. Ни одна церковь не защищала его от влаги и холода ни тогда, ни теперь. Ни одна опора не поддерживала его, ни одно ярко раскрашенное окно не освещало ему путь. Его кусок угля, однажды зажженный, будет гореть недолго и ярко, и этого вполне достаточно, это отвечает потребностям исполненного веры глупца. Его внутреннее паломничество почти завершено. Почти все его последователи от него отступились. Остается Ханс-Юрген, но кто еще? Он улыбается про себя, наслаждаясь тонкой иронией своего вознесения после длительного заключения в дароносице дворца Папы. Легкие ветерки играют вокруг его ступней. Негромкие звуки играют у него в ушах. Кто-то бренчит на цитре — а может, это цимбалы. Серебряный набалдашник, которым оканчивается подлокотник, теплеет под его нагретой солнцем ладонью. Он прислушается к тишине воды, затем к тому, что эту тишину нарушает. Опять начинают каркать вороны, потом доносятся человеческие голоса, что-то тащат, роняют, кого-то улещивают и бранят. Разнообразные всплески и всхлипы.