Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 222

Он бренчит и тренькает между ними, его жалобный дискант поднимается, а затем понижается, когда Довицио сообщает ему, что догадка его неверна и что дофина Франции, насколько ему известно, пока вообще нет на свете.

— Я недавно делал вам намек, ваше святейшество. Помните? Сегодня я отыскивал вас дважды…

Невразумительное, но радостное подшучивание. Они несколько раз сворачивают за угол, шествуют по коридорам. Чиновники низко к кланяются, затем вжимаются в стены, а стюарды, обремененные супницами, мелкими шажками пятятся назад. Обеденный шум в столовой зале — это приглушенный рев, отдаленный лязг, звуки, производимые варварами в военном лагере. Поэтов не видно, ни единого. Пересказывая самый изысканный из последних пасквилей на несчастного кардинала Армеллини, Биббьена опрокидывает карлика.

Довицио перемежает тему своего компаньона направляющими толчками и тычками — «Пойдем здесь», «Налево», «Теперь сюда», — это как разделенный на части антифон, который катит их вперед и в стороны, то вверх, то вниз, меж тем как Лев кивает набитой счастливым смехом головой, хихикает и недоумевает, где это он. Они идут, кажется, довольно долго. Раньше ему и в голову не приходило, что его дворец настолько огромен. Кардиналы обмениваются своими мотивчиками по гудящему шнуру, соединяющему их между собой. Лев Вибрато. Затем огромные черные пальцы подтягивают колки. Лев чувствует, что сквозь его сверкающие внутренности и голубоватые просвечивающие сосуды продет толстый волосяной канат, который подрагивает в такт ударам смычка по лакированному грифу скрипки величиной с дерево: его святейшество с Натянутыми Нервами. Теперь это будет мученической смертью, страшной, как у Эразма, музыкальной, как свадебная песнь Цецилии с ее потаенными пронзительными вскриками и исполненными боли воплями, ором мучеников, рождающих святых. Такая изуверская музыка, причем странно знакомая. И где только он слышал раньше эту песнь, спетую под аккомпанемент лязганья клещей в жаровнях, скрежета пил по костям, монотонного шуршания, подобного разрыванию сухой ткани?.. А!

— Вот мы и пришли, — говорит Довицио, и это чудесно, но слишком поздно.

Прато. Опять.

— Куда? — спрашивает Биббьена. — И к чему?

— К нему, — отвечает Довицио, указывая на неприметную каморку сбоку, настолько узкую, что в ней едва помещается скамья, проходящая вдоль стены. Выражение лица у Папы совершенно отсутствующее. — Ваше святейшество? Мы вас не утомляем?

— Нет-нет, вовсе нет. — Он легонько трясет головой, собираясь с мыслями. — Нет, это очень интересно и поучительно. Очень хорошо, дорогой Довицио. Полагаю, это и есть «сюрприз» для меня?

— Разве он не само совершенство?

На каменной скамье сидит старик, понемногу отхлебывающий из оловянной миски, подаваясь вперед для каждого глотка, совсем чуть-чуть, так что Лев, наблюдающий, как округлость его спины то почти касается стены, то — добрую секунду или две спустя — почти ее не касается, вспоминает о механизме умных водяных часов, построенных для его отца. Парализованная укосина нависала, затем подрагивала и наконец легонько касалась стержня, чтобы вызвать то или иное действие. Нерешительность той штуковины — вот что сводило с ума. В конце концов Пьеро разбил ее вдребезги, и оба они были несказанно этому рады.

— Совершенство? Что ж, Довицио, я совсем не уверен, что сумел бы додуматься до такого определения без твоей помощи. Взять, к примеру, его бороду…

— Спутанную, неухоженную, неровно подстриженную, если подстриженную вообще, грязную и, ко всему прочему, вероятно, кишащую вшами.

— Да, и он очень исхудал, едва ли не изнурен. Что до его лохмотьев, то давай договоримся на них не задерживаться.

— Их грязь и вонь побуждают меня всецело разделить ваше мнение. Давайте обойдем их молчанием и двинемся к резко выраженному хрипу в легких или, если вам будет угодно, к кашлю, который, кажется, сопровождает малейшее его движение, или…

— Может быть, позже, — перебивает Лев, поскольку смутное любопытство теперь сильнее тающего удовольствия от диалога. — Теперь мне хотелось бы знать, кто он такой.

— Это один из просителей, — отвечает Довицио, меча в Биббьену быструю заговорщицкую ухмылку. — Я нашел его сегодня утром у ворот двора Сан-Дамазо.

Старик, который до сих пор не показывал, что интересуется их словами или вообще их слышит, отрывает от губ миску и осторожно ставит ее на скамью. Он, однако, не меняет выражения лица и не поворачивается, чтобы посмотреть на троицу, сгрудившуюся в узком дверном проеме, чтобы его рассмотреть. Вместо этого он складывает руки у себя на коленях и устремляет взгляд на стену напротив.

Лев хмурится. Не то чтобы ему неприятно время от времени обнаруживать, что кто-то относится к нему без должного почтения. Нет, он не расстроен, но, вероятно, озадачен отсутствием у старика какого-либо любопытства, а также тем, что скрывается за этой демонстрацией. Они явно потешаются над ним, но как именно? Лев чувствует, что терпение его иссякает.

— Ума не приложу, Довицио, в чем ваш интерес к этому седобородому старику. Зачем он здесь?

— Мой интерес? Это ваш интерес, ваше святейшество.

При этом Биббьена не может удержаться от смешливого фырка. Лев вот-вот выйдет из себя. Сегодня был нелегкий день… Потом его осеняет. Эта грязь. Эти лохмотья. Вся эта болтовня насчет «сюрприза»… Так, понятно. Он глубокомысленно кивает и поворачивается к ним двоим, расправляя плечи так, чтобы каждый из них мог по-дружески взять его под руку. Что они и делают.

— Это, — провозглашает он с абсолютной, фатальной убежденностью, — Россерус.

Секунду они глазеют на него с застывшими лицами. Потом оттаивают и начинают смеяться: за серией носовых взрывов следуют несколько полузадушенных иканий, быстро переходящих в громогласные раскаты хохота — до боли в боках. Вскоре Биббьена уже должен прислониться к стене, чтобы удержаться на ногах. Довицио вынужден сесть, неважно, стена там или не стена.

— Россерус! — Довицио хватает ртом воздух между приступами смеха. Смотрит на сидящую фигуру. — Россерус? Он? — Еще больше смеха. — О боже, ваше святейшество… Это не Россерус. Это вы…

— Чтобы посадить… — пробует объясниться Биббьена, но давится хохотом.

— Его на… — делает попытку Довицио, прежде чем смех затыкает ему рот.

— Платформу. Над фонтаном. Завтра. Надеть на него тиару. И все такое, — говорит то ли один из них, то ли другой, то ли оба по очереди.

Парочка почти успокаивается, но опять принимается за свое, когда Лев обиженно заявляет, что он, по правде говоря, знал обо всем с самого начала и лишь притворялся, что не знает, желая их повеселить. Потом он портит все еще больше, предлагая новую тему для разговора («Ладно, друзья мои, а что вы скажете насчет этих крыс Нерони?») в явной и неуклюжей попытке отвлечь кардиналов от их задачи, которая состоит в том, чтобы над ним смеяться, — а для чего же еще нужны кардиналы? Их насмешки во множестве прыгают и скачут по пустым коридорам, медленно превращаясь в хихиканье и сдавленное прысканье.