Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 183

— Но когда мы раздобудем этого Зверя… — начал он.

— Зверя? — перебил его Сальвестро. — Ты имеешь в виду животное с броней вместо шкуры, Зверя, которого можно выманить только с помощью девственниц и у которого есть огромный рог, используемый им в качестве меча, чтобы выпускать кишки своим врагам? — Он с недоверием посмотрел на своего сотоварища. — Его не существует, Бернардо. Никогда не существовало, так же как и драконов.

— Но Диего…

— Диего обезумел. Это дело свело его с ума, или он и раньше был сумасшедшим, или же таким уродился, откуда мне знать. Здесь мы все находимся на борту корабля, который отправится на дно с первым же штормом, и плывем к побережью, где полно дикарей, которые, возможно, перережут нам глотки, плывем в поисках несуществующего животного, чтобы доставить его тому, кто больше всех на свете желает нашей смерти.

— Если все это так, тогда почему же он здесь? — запротестовал Бернардо. — Как это так получается, что ты намного умнее всех остальных, а, Сальвестро? Если его не существует, тогда почему он…

— Это дурацкое поручение, — прошипел Сальвестро, снова оглядывая палубу, встревоженный тем, что слышал на ней какие-то звуки. — И Диего это известно так же хорошо, как любому другому. А теперь помоги мне развязать этот канат.

Бернардо не шелохнулся.

— Так почему же он этим занимается? Почему вообще он здесь? — настаивал он, и в его угрюмых интонациях Сальвестро узнал обычную прелюдию к неохотному согласию великана.

Сальвестро склонился над тросом, его пальцы попытались вытащить первую петлю из неподатливого сложного узла.

— Потому что ему больше некуда деваться, — пробормотал он, а затем добавил погромче: — Ты собираешься помочь мне с этим или нет?

— Просто потяни внутрь.

Сальвестро поднял голову и увидел, что «Лючия» находится более чем в сотне футов от них. Трос ушел под воду. Сальвестро потер мышцы рук, все еще болевшие от забрасывания лота, затем стал вытягивать трос, пока не добрался до конца. Оказалось, трос был не отвязан, но разрезан. Корма «Лючии» уменьшалась — черная стена, тонущая в ночи. Бернардо взялся за весла. Сальвестро бросил конец троса на дно лодки. Они были одни.

Тогда они начали грести. Сальвестро велел Бернардо забирать влево, и тот принялся мощно налегать на весла. Вскоре он вошел в ритм и начал бормотать себе под нос: «Раз-два, раз-два…» Ночь окутала их темнотой и урезала все, что их окружало, до узкой полоски воды. Лодка, занимавшая этот участочек океана, подпрыгивала вверх и вниз и раскачивалась из стороны в сторону. Когда несколькими часами позже зыбь усилилась, Сальвестро обеими руками ухватился за борта. Они взбирались вверх на волны и спускались с них, а нос лодки время от времени подбрасывал кверху целую занавесь из брызг. Вскоре Сальвестро промок до нитки, но ночь была теплой. Еще час, и они увидят разбивающийся о берег прибой, отсвечивающий белым в лунном сиянии. Или, возможно, берег просто воздвигнется под ними и вытолкнет корпус из воды еще до того, как они увидят землю.

Прошел еще один час. Бернардо спросил о воде, и Сальвестро осознал, что не сделал никаких запасов на случай бегства. Позже Бернардо спросил, когда же они достигнут земли, потому что он начинал уставать. Зыбь была не сильнее, чем прежде, но теперь она ударяла в нос лодки, сбивая ее с выбранного направления, и Бернардо приходилось останавливаться и делать поворот. В темноте и однообразии океанской поверхности, где единственными их ориентирами были они сами, движения лодки терялись на фоне куда более масштабных движений воды, и казалось, что они плывут в никуда. Бернардо вытаскивал нос лодки из подошв волн, в которые она зарывалась, и втаскивал ее на склоны. В конце концов они поменялись местами, но, проведя всего несколько минут на веслах, Сальвестро почувствовал, что его плечевые суставы вываливаются из своих гнезд, а полости заполняются пылающим песком. Он налегал на тяжелые весла и тянул. Ладони вскоре покрылись волдырями, а онемевшие пальцы начали соскальзывать. После того как он в третий раз выронил правое весло, Бернардо шагнул к нему, чтобы отсадить на другую банку.

— Скоро взойдет солнце, — сказал он, когда они поменялись местами. — Тогда мы увидим берег.

После этого они не разговаривали.

Небо посветлело, но не со стороны кормы. Сальвестро наблюдал, как по правому борту постепенно — сообразно тому, как с моря снимается тьма, — формируется горизонт. Вверху странные розовые огни, излучаемые все еще невидимым солнцем, растягивались в сверкающие ленты. Вокруг них тянулось неосвещенное море, угольно-черное на фоне зари. Прошла целая вечность, прежде чем показался первый огненный осколок солнца, но к тому времени небо уже просветлело, и, неустойчиво встав в лодке, Сальвестро увидел, что горизонт окружает их со всех сторон, словно они находятся в центре водного мира, будучи единственными его обитателями. Их маленький надел погруженной во тьму воды за ночь разбух до целого моря, но беглецы оставались заточены внутри его, как и прежде, — расширение их владений ничего им не давало. Сальвестро уставился на восток. Солнце медленно высвободилось из воды. Берега видно не было.

Солнце поднялось выше — то же самое солнце, что так приятно согревало их на борту «Лючии». Теперь оно обдавало их жаром и вскоре вынудило обоих стянуть через головы рубашки и сильно сощуриться, спасаясь от слепящего света. У Сальвестро пересохло во рту, язык обратился в жесткую кожистую полоску. Когда он сглатывал, в горле словно скрипел гравий. За ночь лодку развернуло на девяносто градусов. Он велел Бернардо грести на восток, прямо на солнце, потому что, как он полагал, берег должен был находиться там. Должно быть, в темноте они плыли вдоль него; поверить в это не составляло труда. Они продолжали плыть, хотя Бернардо был уже на пределе и весла, которые он прежде при каждом гребке погружал глубоко в воду, находя там опору, теперь скользили в нескольких дюймах под поверхностью и поднимали тучи бессмысленно отнимающих силы брызг. Сальвестро понял, что даже самого слабого течения хватило бы, чтобы взять верх над этими усилиями. Он снова взялся за весла, а Бернардо грузно осел на носу. Когда через несколько минут здоровяка одолел сон, голова его ударилась о планшир, и Сальвестро даже не подумал его поднимать. Вокруг его глаз образовались соленые корочки. Губы растрескались и кровоточили. Слабые гребки становились все слабее, затем прекратились вовсе, и он, обнаружив, что силы уходят, даже если просто тянуть за собой весла, уложил их в лодку. Обхватив руками колени и прижав их к груди, Сальвестро посмотрел на Бернардо, который лежал напротив него, неподвижный как труп, и попытался окликнуть великана, но из пересохшего рта вырвалось лишь подобие карканья. Красные облака, плававшие на периферии его поля зрения, были остаточными образами солнца, впечатанными в сетчатку раскаленным молотом. Волны ударялись в борта лодки, заставляя ее выписывать судорожные круги. У Бернардо открылся рот. Солнце било прямо ему в лицо, и голова его опускалась все ниже. Лодка поворачивалась и поворачивалась, нежно покачиваемая морем. Они дрейфовали.

Прошло несколько минут или часов — они то впадали в дремоту, то выпадали из нее, на разный манер пробуждаясь и снова изнемогая, — время отсчитывалось только по медленным вращениям лодки. Ее углы и выступы въедались в изголодавшиеся по сну тела. Лодка носила их, натирая то одно, то другое — и каждый раз на несколько мгновений выталкивая из ступора. Солнечный свет сверкал, отскакивая от воды, и Сальвестро казалось, что эти лезвия через глаза проникают прямо внутрь его черепа. Там трепетал и пульсировал узел охваченной огнем плоти. Солнце то ли должно было через несколько часов сесть, то ли недавно поднялось. Он не знал, где восток, где запад. Сон окутал его плащом убийцы. Он ударялся головой, но теперь это было безболезненно и звучало так же, как удары о борта корабля оторванных реев, плававших в трюмных помоях «Лючии». Он слышат этот звук сквозь сон. Тук, тук, тук… Другая жизнь. Он донесся снова, приглушенный и неравномерный стук. Сальвестро потряс головой. Он попытался открыть глаза, но их покрывала соленая корка. Он глубоко залез себе в рот и слюной протер склеившиеся ресницы. Удерживая один глаз открытым, он склонил голову за борт. На него уставился Якопо.