Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 163

— Ему там теперь гораздо лучше, в этом шатре. Да и вам тоже лучше, дон Жайме. Вы совершенно выздоровели. Скажете, чудо? Я знаю очень мало о чудесах, но дон Эштеван употребил именно это слово.

Это был Осем.

Тейшейра, не отвечая, разглядывал странное сооружение, так что Осем продолжил: дескать, Ганда перестал сначала есть, потом пить и наконец улегся, два дня оставаясь совершенно неподвижным, пока для него не построили эту ограду на палубе.

— А теперь? Он поправился? — резко спросил Тейшейра, не глядя на смотрителя.

— Он не такой, как вы, дон Жайме.

— Жить он будет? — спросил Тейшейра настойчивее. Этот человек выводил его из себя.

Осем помолчал, потом сказал:

— Мы ждем еще одного чуда.

Эти слова обрушились на него, словно камни. Переш не способен прощать или идти на уступки. Мертвый зверь — это ничто. Воцарилось долгое молчание, пока он все это обдумывал.

— Я хочу его видеть, — отрывисто сказал он и направился к занавешенной клетке.

Осем, неожиданно встревоженный, ухватил его за локоть, умоляя подождать. Тейшейра стряхнул с себя его руку, прошел вперед и оттянул парусину в сторону.

Из похожей на глину субстанции было сооружено нечто вроде невысокой бесформенной насыпи, и в тени внутри клетки он ничего не мог разобрать. Потом это нечто поднялось и мгновением позже стало знакомым ему зверем — тот прыгнул и повернулся к нему гораздо быстрее, чем Тейшейра считал возможным, размахивая рогом, нацеленным ему в грудь, маленькие глазки отыскивали его среди внезапно ворвавшегося света… В испуге он отшатнулся и упал, а Осем бросился вперед, чтобы наглухо затянуть парусину. Подняв голову, Тейшейра увидел разглядывающих его с полуюта матросов и злобно махнул рукой, чтобы те отвернулись, злясь главным образом на себя самого. Что случилось? Ганда попытался встать. Потом повернулся, чтобы посмотреть на него. Вот и все.

— Он может двигаться, — сказал он Осему.

— Есть он тоже может, — ответил тот. — Но предпочитает не есть. — Последовала пауза. — По-моему, он очень скоро умрет.

Тейшейра помотал головой.

— Где дон Франсишку? — спросил он.

— На берегу, вместе с остальными. На рассвете губернатор острова прислал за ними лодки. — Осем посмотрел на него с беспокойством. — Вы все еще слабы, — сказал он. — Вам надо поесть, а потом снова поспать.

— Перед тем, как я заболел, — осторожно сказал Тейшейра, — ко мне приходил один матрос. Он сказал, что мне надо перевести Ганду на палубу.

— Так что же вы этого не сделали? — ответил Осем. — Дон Жайме, зверь мог бы сегодня чувствовать себя так же хорошо, как и вы.

— А почему этого не сделали вы? — спросил Тейшейра, обернувшись на него. — И почему тот матрос считал, что мне это следует сделать?

— Откуда мне знать? — развел руками Осем. — Надо бы найти этого матроса и спросить у него. Как его зовут? — Осем говорил с такой живостью и напором, словно это было наиважнейшим вопросом.

Но он не спрашивал у матроса, как его зовут, и, хотя узнал бы его при встрече, описать его внешность Осему не мог. Он ушел и в одиночестве уселся на полубаке, защищенный от солнца навесом Гонсалу. На другой стороне корабля разговаривали между собой Осем и матросы на полуюте. Ближе к полудню двое из них разожгли топку и принялись за готовку. В занавешенной клетке было тихо. Смертный одр зверя, с горечью думал Тейшейра. Может, если бы он внял словам того матроса и зверя подняли бы раньше… Или если бы сам он выздоровел раньше… Но почему вообще к нему приходил тот матрос? Тейшейра стал ломать над этим голову. Может быть, дон Франсишку в конце концов обезопасил себя от угрозы, поняв, что Ганда — его уязвимое место? Срази лошадь, и всадник упадет вместе с ней. Он с неловкостью подумал о том, как рухнул на землю белый конь. Такую параллель было по силам провести даже этому фидалгу. Но пожалуй, на такое он все же не способен, да и доказательств никаких не было.

Поглядывая в сторону берега, Тейшейра обратил внимание на нескольких человек, расхаживавших по палубе каравеллы. Вдоль берега в обе стороны катились телеги, запряженные низкорослыми быками и доверху нагруженные ярко-зеленым сахарным тростником. Каноэ по большей части уже отплыли. Он раздумывал, не велеть ли матросам спустить баркас на воду, чтобы доставить его на берег. Там его ждали инструкции Переша — инструкции, касавшиеся зверя. Но сейчас более уместен был бы учебник по бальзамированию. Или молитвенник. Не успел он перейти от этих мыслей к делу, как увидел, что от одного из пирса отчалила большая лодка — гребцы-негры с силой налегали на весла. Ближе к корме сидел белый. Тейшейра смотрел, как лодка приближается.

— Дон Жайме Тейшейра! Дон Жайме Тейшейра! Дон Фернан де Меллу, губернатор Сан-Томе, почитает за честь узнать о вашем прибытии и велит мне, дону Перу де Синтре, доставить вас к нему, чтобы он смог самым сердечным образом вас поприветствовать…

Когда Тейшейра спускался по веревочной лестнице, у него затряслись ноги. Все еще слаб, отметил он. Негры снова налегли на весла. Вместо того чтобы вернуться к пирсу, они направились прямо к берегу, спрыгнули в воду и последние двадцать футов подтягивали к нему лодку с оставшимися в ней двумя пассажирами. Болтовня дона Перу лилась на Тейшейру, пока он, пошатываясь, поднимался по галечному откосу, дивясь отсутствию качки, совершенно непривычному после стольких месяцев на борту «Ажуды». Каравелла называлась «Пикансу», командовал ею дон Руй Мендеш де Мешкита, и была она первой из флота Мины, прибывшей в этом году, целый месяц тому назад, с разрешения дона Афонсу да Торреша, что, по словам Перу, может вызвать сильнейшее раздражение у дона Кристобаля де Аро, чей контракт действителен на всем побережье вплоть до мыса Санта-Катарина, в зависимости от того, будут ли пассаты в этом году сильными или слабыми, поздно ли они начнутся и в нужном ли направлении будут дуть… Тейшейра слушал его вполуха, пока они шли вдоль берега. В воздухе разливался какой-то звук, слышимый лишь в те мгновения, когда дон Перу умолкал, чтобы перевести дыхание, — это было непостижимо радующее слух завывание, очень тихое, прерываемое короткими паузами. Наконец Тейшейра жестом велел Перу замолчать и тогда понял, что это пение.

— Это поют негры, которые измельчают тростник, — пояснил Перу.

Он указал куда-то поверх корявых сараев, мимо которых они проходили, и Тейшейра догадался, что имеются в виду те крыши, которые он видел с корабля. Но как раз в то время, когда у него появилась возможность прислушаться к пению, оно внезапно оборвалось.

— А, — сказал Перу. — Это, должно быть, дон Фернан. Они всегда умолкают, когда он проезжает мимо. Его мутит от этого воя. Пойдемте, мы должны встретиться с ним в форте.

Форт оказался чем-то вроде палаццо, выстроенного целиком из дерева и крытого тростником, как и все остальные здания на острове. Со всех сторон он был окружен приподнятой террасой, а у каждого из четырех углов стояло по маленькой пушке: орудия эти имели вид более декоративный, чем где-либо еще. Над одной из пушечек стояли двое человек. Один на что-то показывал, а другой, кивавший и смеявшийся, был не кем иным, как доном Франсишку. Увидев Тейшейру, он перестал смеяться.