Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 136

Вскоре появляются первые сороки — мельтешащие черно-белые пятнышки под пологом леса. Вспархивает и несется к югу над приближающейся цепью загонщиков бекас, чтобы опуститься позади них. Но грохот не прекращается, и его непроницаемый барьер сметает перед собой полевок, хорьков, кроликов, зайцев, диких козлов, косуль, гонит чирков и цапель к лугу, где под легким бризом подрагивает чертополох, где переминаются в ожидании охотники. Соколятники уже размахивают своими приманками — обезумевшие ветряные мельницы, распространяющие по всему полю запах дохлых голубей. Лев охлопывает свою кирасу, укрытую мантией, поджимает пальцы ног.

— Пустить ястребов! — кричит он, когда одинокая цапля, печально взмахивая крыльями, устремляется к солнцу, сопровождаемая вальдшнепами, другими бекасами, двумя утками и великим множеством голубей.

Несколько фазанов мелкими шажками выбираются из подлеска, бросают беглый взгляд на тех, кто собрался их поприветствовать, и сразу же семенят обратно. Распутывают крылья отряду кречетов, их цель — утки. Лев следит за ними через свою трубу, он прилепился к ней глазом и размахивает ею по сторонам, словно толстой дирижерской палочкой, задирая ее кверху, когда птицы достигают своего потолка, а затем словно зависают там на секунду, прежде чем начать опускаться. Воздушный взрыв перьев — и четыре птицы внезапно становятся только двумя. Пара мертвых уток тяжело ударяются о дерн, а хищники тем временем возвращаются, сменяя наскоки на насесты. Между тем цапля кругами поднимается все выше и выше, в те пустынные воздушные просторы, которых не достигнет и крыло ястреба. Она пока еще не там, желтоклювая старушка, но усердно хлопает крыльями, продолжает взбираться, все еще не затронутая смехотворным волнением внизу.

Куропаток, сорок, чирка, жаворонков, нескольких ворон, коростелей, других фазанов и множество других голубей — всех их вскоре принуждают с шумом взлететь в воздушное пространство, осаждаемое ловчими птицами. Появляются и несколько соек, а еще, впервые за сегодня, самая пугливая дичь (кролики). За дело принимаются большие соколы и ястребы, мотаясь между своей воздушной игровой площадкой и соколятниками, которые подзывают своих подопечных, свища, размахивая приманками и вскидывая руки под странными, чем-то привлекающими соколов углами. Двоих полуприрученных соколов, пойманных взрослыми, уличают в том, что они когтят добычу, и с позором запирают в клетки. Пернатые мертвецы становятся грудой, а затем и могильным курганом.

Что ж, прелюдия славная, думает Папа. Он лучится улыбкой, глядя на своих придворных, те лучатся улыбками в ответ. Ему машет рукой Лено. Папа не отвечает. Лено прибыл сегодня утром, без приглашения, якобы для проверки работ в конюшне. Было объявлено, что работы в конюшне ведутся удовлетворительно. Почему же Лено не уехал? Ясно почему: десятник, присланный сюда Лено, исчез вместе с двумя своими помощниками, якобы затем, чтобы найти Лено в Риме. Десятник не получил от Лено никакой платы. Папе хочется спросить, почему это рабочие Лено одеты как монахи, но и сам Лено тоже не получал платы. Лено, по его словам, ждет возвращения десятника, но еще больше он ждет, чтобы ему заплатили. Вот Папа и не отвечает на его приветствие. Довольно об этом. Где Вич? Понтифик ищет посла взглядом среди небольших шатров, воздвигнутых позади его холмика… Вот он. Беседует с Фарией. Сегодня вечером, возможно, появится с докладом Руфо. Или завтра, в Остии. Он спросит у него о точном времени смерти; уж не в этот ли самый момент? Всего в пятнадцати милях отсюда, в Борго, это может происходить прямо сейчас. Он с радостью смотрит на аккуратно растянутую парусину, на травянистый луг, на деревья, на голубое небо с пылающим солнцем и ястребами, кружащими и парящими в совершенной тишине. Он счастлив потому что любит охоту. Любит.

Вверху продолжается бойня.

Внизу, на краешке сознания Папы, появляется непрошеная pensée [52] , подобная единственной черной туче, предвещающей бурю, — Амалия. Действительно ли они утопили ее в болоте, эти головорезы? Или она была разорвана дикими зверями? Может быть, медведями? Или волками? Бедная малютка.

На глаза ему попадаются послы, которые успели уже оказаться чуть впереди его холмика и теперь шагают по лугу слева от него, причем движения Вича куда изящнее, чем это помнится Папе, а коренастый Фария с трудом ковыляет рядом. Уж не идут ли они под руку?

— Толстяк! Толстяк!

По траве важно выступают Биббьена и Довицио, неся кувшины вина и арбалеты — он их, сам не будучи лучником, не одобряет и все же скрепя сердце позволяет использовать.

— Доброе утро, верховный понтифик! — радостно приветствуют они его и возобновляют свое песнопение над дерном, измученным жаждой.

Он смотрит на лес, потом припадает к своей трубе, поводя ею то влево, то вправо. Что-то не так…

— Что происходит?! — кричит он, неожиданно сбитый с толку.

Все вскидывают головы, но никто не отвечает.

— Ну?

По-прежнему никто ничего не говорит; неужели он действительно внушает такой ужас?

— Ничего не происходит! — растолковывает он.

Ничего не понимающие люди оборачиваются к лесу, а потом рядом с ним появляется Боккамацца, заверяя его, что перерыв в продвижении загонщиков только к лучшему, что это позволит лесным обитателям оторваться от топающих ногами и кричащих людей, обеспечивая постепенное прибытие пушных и шерстистых жертв, ведь постоянный приток куда лучше внезапного и избыточного наплыва. Кроме того, загонщики сейчас завтракают. Не желает ли и он позавтракать?

Позавтракать? Да.

Шагая обратно к своему холму, он переговаривается с Боккамаццей и Вичем, спрашивая у первого, не переменится ли ветер, а у второго — доставляет ли ему удовольствие этот выезд в Кампо ди Мерло и охота с Папой.

— Нет, — говорит Боккамацца.

— Я лишь смею надеяться, что наше куда более скромное развлечение доставит вам такое же удовольствие завтра в Остии, — говорит Вич.

Умно, думает Лев. Но достаточно ли умно? Вич с вежливым погоном удаляется.

— Вы подготовили зверя, как я приказывал? — шепотом спрашивает Лев у Боккамаццы.

Его главный охотник кивает:

— Вам остается только подать знак, ваше святейшество.

Секундой позже, как только загонщики, отряхивая с колен муравьев и ослабляя пояса, начинают свое наступление, возобновляется и болезненное для ушей клацанье, на сей раз более отчетливое, и первые крики достигают пределов слышимости. Обитатели леса, спасаясь, бегут — в общем и целом по направлению ко Льву.

Вскоре из-за деревьев нерешительно появляется молодой козлик и обводит глазами парусину, маленькие шатры, Папу, восседающего на своем холмике, бездельничающих придворных и домочадцев, соколятников и их ловчих птиц, слуг, разносящих бидоны с водой и оружие, кардиналов, послов… Козлик отступает.

Затем появляется снова, на этот раз задерживаясь немного дольше. И опять отступает. Это происходит несколько раз, пока природная взбалмошность и дурной нрав не берут верх над осторожностью, и тогда он резвыми скачками бросается вперед и встает в стойку посреди поля: задние ноги твердо упираются в землю, передние — разрывают дерн, а завитые рога готовы к встрече с любым из тщедушных противников, мельтешащих в пятидесяти ярдах от него. Кто-то подстреливает его из арбалета.