— Вынужден признать, что Грант Фристоун может быть способен практически на все.
Холланд, Хини и Уоррен снова сидели одни на кухне. Дэнни, мальчишка, был так расстроен, что опять явился в гостиную, чтобы извиниться за остальных жильцов и за их крамольные мысли. Уоррен сказал ему, что, прежде чем вернуться к «программе», ему следует лучше подумать, чего он хочет. И что он должен считать себя везунчиком — ему не придется остаток дней провести в болоте, по уши в грязи.
— Я бы лучше уточнил, — добавил Уоррен, возвращаясь к их разговору. — Если он продолжает принимать наркотики, он способен на все.
— Так ты считаешь, он смог бы? — уточнил Холланд.
— Откуда я знаю? У него была проблема, когда он вышел из тюрьмы, и не думаю, что он полностью от нее избавился к тому моменту, как убили его подружку.
Выбор фразы был интересен.
— Может, он был под кайфом, когда напал на нее?
— Я об этом подумаю. Но не вижу смысла. Даже если Грант и собирался завязать именно из-за таких вещей, то он вновь по уши в дерьме.
Холланд вспомнил, когда Уоррен сам начал принимать наркотики. Неужели вина за смерть Сары Хенли могла сыграть роль спускового механизма в его пристрастии к наркотикам?
— Ты так полагаешь? — спросил он.
На его высказывание Уоррен вроде бы не обратил внимания, но Холланд понял, что вопрос попал в цель. Уоррен отвернулся к раковине и стал мыть грязные чашки.
— Ты спросил меня, как я считаю: мог ли Фристоун кого-то похитить, — и я старюсь быть с тобой откровенен. Если ты уже по горло сыт этим, можешь выполнять свой долг…
Холланд кивнул, ожидая продолжения. Он гадал: включает ли понятие «долга» в данном контексте убийство?
— Ты достигаешь некой грани, за которой уже не отдаешь отчета в своих действиях. Ты думаешь, что ведешь себя по-умному, когда на самом деле поступаешь, как круглый идиот. У тебя лишь одна мысль — достать деньги, чтобы купить наркотик.
Уоррену сообщили только самое необходимое. Когда Холланд заговорил о похищении, он, естественно, стал искать мотив. Ему не было известно (опуская все его рассуждения о том, на что способен отчаявшийся наркоман), что человек, который удерживает Люка Маллена, пока не выдвинул никаких требований о выкупе. «Почему» было такой же загадкой, как и «кто», но стало казаться, что деньги в этом деле не играют никакой роли.
В то же время версия о наркотиках была интересна, по меньшей мере, с учетом одного обстоятельства.
— Нил, тебе о чем-нибудь говорит имя Конрад Аллен?
Уоррен обернулся и покачал головой.
— А Аманда Тиккел?
— Кто? — Уоррен потянулся за полотенцем и вновь заговорил, не дав Холланду возможности повторить имя. — Извините, но это ничего не даст. Не думаю, что вы хотите спросить, играю ли я в бридж с кем-то из этих людей. А обсуждать, с кем я сталкивался по долгу службы, я не могу.
— Логично, — Хини впервые за долгое время прервал молчание.
— Кстати, о долге службы — я должен пойти в гостиную и проверить, не сломали ли там чего-нибудь. — Уоррен отошел от раковины, и тут же солнце стало светить прямо в лицо Холланду. На подоконнике опять сидел кот.
Холланд от яркого света прищурился.
— А у Фристоуна хватит на это ума? Я имею в виду — принимая во внимание ваши слова об отчаянии, ведущем к безрассудству и тому подобному. Но насколько он действительно умен, способен ли провернуть подобное?
Уоррен задумался над этим вопросом.
— Достаточно умен, чтобы попасть в клуб интеллектуалов «Менса», и достаточно умен, чтобы не оказаться в руках полиции, — это совершенно разные вещи.
— Разумеется, он может быть умен в обоих смыслах.
— В традиционном смысле слова он среднего ума, но разработал несколько полезных трюков. Это скорее не ум, а хитрость.
— Стреляный воробей?
— Более чем, — ответил Уоррен. — Он знает, как «проскочить», а чтобы совершать то, что совершил он, — для этого нельзя обойтись без умения обвести людей вокруг пальца. То, из-за чего он в первый раз попал за решетку, — вот его суть… Невозможно долго вытворять подобное, если ты не убедишь окружающих, что ты такой, каким на самом деле не являешься. Ты учишься притворяться и так набиваешь на этом руку, что притворство становится твоей второй натурой. Как только к этому добавляется пагубная страсть, появляются тайны, которые ты должен хранить от посторонних глаз, — все заканчивается тем, что ты превращаешься в человека, который большую часть жизни скрывает, кто он есть на самом деле.
Он погрыз ноготь, откусил его. Ноготь остался у него между зубов.
— Да… я полагаю, он довольно умен.
Холланд уже был не настолько уверен, что Грант Фристоун — тот, кто им нужен, но у него был приказ, который требовалось исполнять. Он решил, что Нила Уоррена можно вычеркивать. Холланд взглянул на стену и увидел, что сегодня очередь готовить ужин некоего Эрика, а убирать в ванной комнате должен Эндрю. Он посмотрел на притчу под календарем. Та по-прежнему вышибала слезу — Холланд становился религиозным лишь на свадьбах, похоронах и когда играл в лотерею — но ему ничего не оставалось, как надеяться, что где бы ни находился Люк Маллен, хоть один след он да оставит.
Они продолжали ждать Портер.
Мальчик, который так расплакался — Торн не знал, то ли это Билли, то ли Билли-старший, — сейчас тихонько лежал в кресле, прижавшись к материнской груди. На лице практически никаких эмоций, лишь умиротворение, но его глаза были широко открыты, и он не сводил их с человека, стоящего у окна. Если бы Торн дал разгуляться своему воображению, он подумал бы, что ребенок с молоком матери всосал подозрения к полицейским. Или просто к мужчинам вообще…
Фристоун погладила сына по голове.
— Мне совсем не нравится, что вы пришли сюда поссать. Это не общественный туалет.
Торн бросил взгляд на дверь.
— Уверен, она выйдет через минуту.
— Хотя, так или иначе, вы всегда гадите. Может, ей захочется вытереть свой костлявый зад о мои занавески? Или об одежду моих детей?
— Что за чушь вы несете! — разозлился Торн.
— Все дело в уважении.
В глубине коридора послышался звук спускаемой воды.
— Речь о том, что вы сами нас запутали: несли всякую чушь, лгали, чтобы выгородить брата.
— Я не лгала.
— А кто, как вы считаете, украл тех детей, Джейн? Они сами связали друг друга?
— Насчет Сары Хенли я не лгала. Мы гуляли в парке. — Она переложила голову своего сына с одной груди на другую. — Он тогда в последний раз видел моих детей.
Когда в комнату стремительно вошла Портер, по выражению ее лица Торн не мог ничего понять, но что-то изменилось. Она сказала, обращаясь к затылку Фристоун: