Одна из тварей издала злобный клекот.» Убить!» — вырвалось
из ее клюва. Чудищам не терпелось расправить крылья; рвение оказалось сильней
даже страха перед хозяином.
Словно по сигналу, дверь отворилась, и двое слуг в доспехах
втащили в комнату обнаженное зловонное тело. Должно быть, осужденный. Д`Шай
обычно велел приводить их к нему, потому что они, как правило, отчаянно
цеплялись за жизнь: отличная практика для его грифонов!
Д`Шай не спеша подошел к человеку — тот глядел исподлобья, с
лютой ненавистью, — протянул руку в перчатке и грубо схватил несчастного за
волосы, откинув его голову назад. На мгновение он представил себе орлиный облик
самого древнего своего недруга… бывшего друга…
— Сейчас мы поиграем в одну игру, — начал он. — Эта игра
могла бы дать тебе шанс на свободу…
Глава 10
Лорд Петрак настойчиво приглашал Грифона и Тройю в гости, в
свою рощицу — хотя бы затем, говорил он, чтобы подкрепиться. Птицельву не
терпелось вернуться в Сирвэк Дрэгот и поскорей отправиться в Канисаргос, но
Тройя шепнула ему, что Воля Леса оказывает им честь, которой удостаиваются
немногие. Лорд Петрак был Повелителем Стражи и другом леса, но в душе он был
одиноким и замкнутым. Даже остальные Повелители Стражи не являлись к нему в
гости, не спросив заранее разрешения.
Оказалось, что Петрак — не единственный обитатель рощицы. К
своему изумлению, Тройя и Грифон увидели нечто вроде деревни — первое
поселение, увиденное Грифоном в Землях Мечты. В затейливых жилищах обитало не
менее трех дюжин местных жителей. Грифон не знал, как назвать этот народец — то
ли эльфы, то ли полуэльфы-полулюди. Эта раса представляла собой такое же
пестрое общество, как и человеческое. Они совсем не походили на лесных эльфов,
которых Грифону прежде приходилось встречать, — крошечных и назойливых. Эти
были гораздо выше и к своим лесным собратьям относились снисходительно.
Как в древней пословице, знакомой Грифону, они были
прекрасны лицом и телом. Одежды на них было так мало, что даже Тройя на их фоне
выглядела разряженной в пух и прах. То немногое, что было на них надето, они
носили только для красоты — оттенки их платья гармонировали с зеленью рощи. На
Грифона и Тройю они лишь бросали беглые взгляды да приветливо улыбались, но,
едва завидев лорда Петрака, почтительно преклоняли колени. Экое раболепие,
подумал Грифон.
Едва они вышли за пределы деревни, как Петрак широко развел
руками:
— Вот мы и пришли. Вам нравится?
Грифон предполагал увидеть некое причудливое сплетение
красот дикой природы с чудесами цивилизации. Кейб и Гвен Бедламы жили в Мэноре,
в огромном старинном доме, сделанном из ствола исполинского дерева и камня.
Мастера-искусники потрудились на славу — невозможно было определить, где
кончается дерево и начинается камень. Грифон думал, что Воля Леса обитает в
таких же грандиозных хоромах…
То, что Повелитель Стражи назвал своим домом, было
всего-навсего маленькой лужайкой, накрытой шатром из вьющихся растений. Грифон
поежился — это напомнило ему живую стену, которой ци преградили путь им с
Моргисом. Эти стены, однако, служили добрым целям. Здесь были грубые стулья из
дерева и соломы и широкая кровать, на которой, по всей видимости, отдыхал сам
Петрак; подле кровати на высоком плоском камне стояла чаша с фруктами,
веточками, листьями и тому подобным. Только сейчас Грифон понял, что олений
облик Повелителя Стражи — не иллюзия. Интересно, как человеческая часть его
существа справляется с такой диетой?
— Садитесь, пожалуйста. Угощайтесь, вот фрукты.
Лорд Петрак взял Тройю под руку. Женщина-кошка тоже
пребывала в замешательстве. Как и Грифон, она ожидала, что столь уважаемый ею
Повелитель Стражи обитает в великолепных апартаментах. Птицелев видел, как
Тройя поджала губы, и догадался, что ее терзает мысль о несправедливости.
Хаггерт и Мрин-Амрин жили в Сирвэке Дрэготе и купались в роскоши, а Петрак
ютился под кровом, который даже не мог укрыть его от ливня. Грифон, однако, так
не считал, но он решил, что будет лучше, если Воля Леса сам объяснит им, в чем
тут дело.
Лорд Петрак подвел женщину-кошку к одному из стульев и
усадил. Грифон не сомневался, что ни с кем другим Тройя не стала бы вести себя
так смирно и застенчиво. Как ни странно, он почувствовал острый укол ревности —
но тут же забыл о нем, заметив, что стул, на котором сидит Тройя, движется!
Точней, меняется. Тройя отчаянно вцепилась в стул, точно ожидая, что он в любое
мгновение ее сбросит.
Воля Леса раскатисто рассмеялся:
— Не бойся. Он всего лишь приспосабливается к твоим
очертаниям. Расслабься! Едва ты успокоишься, успокоится и он.
Грифон посмотрел на другой стул. Как и все остальные, он
казался простым, грубым изделием. Может, Воля Леса просто шутит? С явной
опаской птицелев опустился на стул — и испытал удивительно приятное ощущение.
Сиденье оказалось теплым и мягким. Едва Грифон уселся поудобней, стул повторил
все изгибы его тела. Грифон с довольным видом кивнул хозяину. Тройя, все еще
ерзая, сердито зыркнула на него исподлобья.
— Фрукты? Извините, что не могу предложить вам мяса, но, я
надеюсь, вы понимаете почему.
Лорд Петрак был другом всем лесным обитателям, потому для
него поедание мяса было равносильно убийству. Впрочем, он понимал нужды других
и прекрасно знал, что многие из его друзей-животных пожирают друг друга.
Глядя на аппетитные плоды, Грифон решил принять более
удобный, человеческий, облик. Лорд Петрак, казалось, не обратил на это
внимания, зато Тройя так выпучила глаза, словно птицелев превратился в ци. Она
еще не видела, как он ест, и потому не знала, что он умеет менять форму и в
некоторых случаях предпочитает человеческий образ.
— Переменчивое ты существо, Грифон, — заметил Повелитель
Стражи.
— Тогда, в Люперионе, у тебя было такое же лицо, — сказала
Тройя. — Но ведь то была иллюзия!
— Основанная на реальности. Порой я меняюсь, сам того не
осознавая. Это — единственный облик, который я умею принимать без колдовства и
хитростей. Простите, что не предупредил.
— Ничего, — ответил Петрак и отправил в рот пригоршню травы
и листьев.
Тройя не сводила глаз с Грифона:
— Никак не привыкну. Впрочем, тебе идет.
Грифон позволил себе улыбнуться:
— Я рад, что тебе нравится.
К его удивлению, Тройя потупила взгляд и принялась с
преувеличенным вниманием рассматривать плод, который держала в руках. Птицелев
поспешно сменил тему: