— Пока у вас не родится сын, ваше величество, — вежливо напомнил Ренар.
Мария покраснела.
— Когда это произойдет, мне незачем будет опасаться сестры, — сказала она. — Но пока я должна делать все возможное, чтобы вернуть Элизабет в лоно истинной веры, разочаровав ее последователей-еретиков. Завтра я с ней встречусь. Она просила моей аудиенции, явно тревожась за свое будущее. Я же, с моей стороны, постараюсь в полной мере воспользоваться преимуществом.
Элизабет пала на колени перед королевой. Она долго готовилась к этой встрече, но, когда момент наконец настал, не сдержала дрожи. Ей хотелось плакать при мысли о том, что сегодня, в ее двадцатый день рождения, не будет никаких торжеств. И еще больше пугало присутствие мрачного, похожего на василиска имперского посла, стоявшего позади кресла Марии.
— Что ж, сестра, — без тени улыбки сказала Мария, настороженно глядя на нее, — мы обе знаем, зачем я тебя позвала.
Внутри Элизабет все оборвалось. Слезы были ближе, чем ей казалось.
— Я знаю одно, — пробормотала она, запинаясь. — Ваше величество недовольны мной, и я не вижу для этого никаких оснований, кроме религии. Однако прошу ваше величество простить меня, ибо я была воспитана в протестантском духе и меня никогда не учили догматам старой религии.
«Тяни время», — подумала Элизабет.
— Умоляю, ваше величество, — продолжала она, — предоставьте мне ученого наставника и книги, чтобы я могла понять, позволит ли мне совесть изменить мои убеждения.
Лицо Марии озарилось радостной надеждой, но Ренар лишь насмешливо покосился на Элизабет. Она не сомневалась — он прекрасно улавливал ее притворство.
— Я искренне рада это слышать, — молвила королева. — Обещаю, у тебя будет наставник.
— Благодарю, мадам, — прошептала Элизабет, склоняя голову.
— Мое самое сокровенное желание — чтобы ты следовала истинной вере, — продолжала Мария. — Уверяю тебя, сестра, достаточно будет посетить мессу, и вера сама придет к тебе. Я буду рада, если ты изволишь присутствовать на завтрашней службе в ознаменование Рождества Пресвятой Девы Марии.
Элизабет вновь прибегла к испытанному приему. Прижав руки к животу, она изобразила страдальческую гримасу:
— Увы, мадам, боюсь, я плохо себя чувствую. Меня мучают жуткие боли в животе.
Мария и Ренар нахмурились.
— Чтобы явиться сюда, здоровья тебе хватило, — твердо изрекла Мария. — Бог не терпит отговорок. Жду тебя завтра.
Когда Элизабет нехотя покинула свои покои в сопровождении фрейлин и Кэт, она ужаснулась при виде любопытных придворных, которые выстроились вдоль галереи, ведшей в часовню. Мало того что ей пришлось идти на мессу — люди знали об этом, и некоторые взирали на нее с разочарованием и неодобрением.
— Кэт, у меня ужасно болит живот, — страдальчески проговорила она, чуть пошатнувшись. — Ох, мочи нет.
Она продолжала вздыхать, когда узрела приближавшуюся королевскую процессию, и с тихим стоном присела в реверансе у дверей часовни.
— Доброе утро, сестра, — приветствовала Мария, поднимая ее. — Надеюсь, сегодня тебе получше?
— Нет, мадам, — простонала Элизабет. — Я больна.
Марию переполнял пафос.
— Тебе полегчает, когда молитва укрепит твою душу, — коротко бросила она и вплыла в часовню.
Отчаянно хватаясь одной рукой за живот, Элизабет потянула за рукав проходившую мимо Сьюзен Кларенсье, главную фрейлину королевы.
— Пожалуйста, потрите мне живот, Сьюзен, — простонала она.
Миссис Кларенсье яростно взглянула на нее, прекрасно зная, какую игру та ведет.
— Сударыня, нужно занять места — месса сейчас начнется, — прошипела она, отступая и пропуская Элизабет.
Не видя пути к отходу, Элизабет медленно прошла на свое место, нарочно теребя висевшую на поясе золотую книжечку с молитвой ее брата Эдуарда и молясь, чтобы жест этот стал знаком ее верности своей религии.
На исповеди она, разумеется, не была и потому не могла принять хлеб и вино, а когда вознесли Дары, она закрыла глаза и склонила голову, словно молясь. Но этого вполне хватило, чтобы удовлетворить королеву, которая тепло обняла ее после мессы и подарила дорогой бриллиант, рубиновую брошь и коралловые четки. Последние Элизабет убрала в ящик, решив никогда не носить. Не явилась она и на следующую воскресную мессу.
— Она притворяется, мадам, чтобы ей легче было вести свою игру! — прогремел лорд-канцлер Гардинер.
— Наконец-то она показала свое истинное лицо, — добавил Ренар. — Мадам, вы пригрели змею на груди, и я вас предупреждал!
Мария послала за Элизабет.
— Молю тебя, сестра, ответить честно, — воззвала королева. — Веришь ли ты в то, во что всегда веровали католики, — что в момент освящения Святые Дары превращаются в настоящие плоть и кровь Господа нашего?
Элизабет побледнела и судорожно сглотнула, зная, что Гардинер и Ренар наблюдают за ней, подобно коршунам, готовым наброситься на добычу, и понимая, какая опасность грозит ей при неверном ответе. Требовалось любой ценой сохранить расположение Марии — слишком многое было поставлено на карту.
— Мадам, я действительно заблуждалась, — тихо проговорила она, — и я собиралась публично заявить, что посетила мессу, поскольку так велела мне совесть, и я пошла туда по собственной воле.
Мария улыбнулась и порывисто обняла сестру.
— Твои слова греют мне душу, — молвила она. — Да ты вся дрожишь! Успокойся, сестра. Все хорошо.
— Я боялась, что ваше величество были мной недовольны, — ответила Элизабет.
— Уже нет, — тепло сказала Мария.
Ренар с трудом сдерживал гнев, провожая Элизабет взглядом.
— Она всех нас обманывает, — сказал он королеве. — Она уклонилась от прямого ответа на ваш вопрос.
— Она лжет, говоря, будто обратилась в истинную веру! — прорычал Гардинер.
Мария в замешательстве посмотрела на обоих:
— Вы до сих пор так считаете, друзья мои?
— Боюсь, что да, мадам, — ответил Ренар. — Она лицемерит. Вчера она ничего не знает о католической вере, а сегодня вдруг осознает, что заблуждалась. Она умна, но не настолько. Прошу прощения, ваше величество, но вы слишком доверчивы и готовы безоговорочно верить каждому.
Епископ Гардинер одобрительно хмыкнул.
— Меня беспокоит, что, если я умру до рождения сына, мой трон перейдет к той, чья вера внушает столько подозрений, — медленно проговорила Мария, снова вертя перстни на пальцах. — Да, я возьму слишком тяжкое бремя на душу, позволив Элизабет унаследовать трон, — если вы правы и она посещает мессу только из лицемерия. Это стало бы позором для моего королевства.
Она опустилась в кресло, вновь мучимая прежними сомнениями насчет Элизабет.