Женщина рассердилась на него, остановила машину, вышла из
нее, подошла к пристройке, дала старухе двадцать долларов и сказала:
– Найдите себе жилье получше и купите что-нибудь поесть
на эти деньги.
– Si, senorita[35], – сказала старуха. – Вы
очень любезны.
В следующий раз, проезжая мимо, они увидели стариков на
прежнем месте. Старики весело помахали им. Они купили собаку. Причем собака
была беленькая, маленькая, курчавая – той породы, подумал он, которая явно не
предназначена для участия в торговле углем.
– Как по-твоему, куда девалась их собака? –
спросил Томас Хадсон шофера.
– Сдохла, должно быть. Хозяевам самим есть нечего.
– Надо им другую достать, – сказал Томас Хадсон.
Пристройка осталась далеко позади, теперь слева были
покрытые грязновато-белой штукатуркой стены Генерального штаба кубинской армии.
У входа в небрежной, но горделивой позе стоял солдат-кубинец, не очень
темнолицый, в застиранном обмундировании цвета хаки, в кепи – поновее, чем у
генерала Стиллуэлла, и с винтовкой, удобнейшим образом покоившейся на его
костлявом плече. Он рассеянно посмотрел на их машину. Видно было, что ему
холодно на северном ветру. Походил бы взад и вперед и согрелся бы, подумал
Томас Хадсон. А если простоит на одном месте, не расходуя лишней энергии, то
скоро до него дойдет солнце и он согреется. Вряд ли он давно служит, уж очень
худ, подумал он. К весне, если мы еще будем ездить сюда весной, я его, пожалуй,
не узнаю. Винтовка ему, наверно, здорово тяжела. Жаль, что нельзя стоять на
посту с легкой пластмассовой винтовочкой, вот как матадоры, работая мулетой,
пользуются теперь деревянной шпагой, чтобы кисть не уставала.
– А что слышно про ту дивизию, которую генерал Бенитес
должен был ввести в бой на европейском фронте? – спросил он шофера. –
Она уже отбыла?
– Todavi`a no. Нет еще, – сказал шофер. – Но
генерал учится ездить на мотоцикле. Рано утром раскатывает по Малекону.
– Значит, дивизия моторизованная, – сказал Томас
Хадсон. – А что в этих свертках, которые солдаты и офицеры выносят из
Генерального штаба?
– Рис, – сказал шофер. – Нам рис привезли.
– А его трудно достать?
– Невозможно. Цена подскочила до небес.
– Ты теперь плохо питаешься?
– Очень плохо.
– Почему? Ты же ешь у меня. Я плачу за продукты, сколько
бы они ни стоили.
– Я о доме говорю.
– А когда ты ешь дома?
– По воскресеньям.
– Придется купить тебе собаку, – сказал Томас
Хадсон.
– Собака у нас есть, – сказал шофер. – Очень
красивая и умная собака. Меня любит не знаю как. Я шага не могу сделать, чтобы,
она не кинулась за мной. Но, мистер Хадсон, у вас ни в чем нет недостатка, и вы
ни понять, ни представить себе не можете, какие страдания принесла война
кубинскому народу.
– Да, голод, наверно, сильный.
– Вы даже представить себе не можете, как мы голодаем.
Да, не могу, подумал Томас Хадсон. Совершенно не могу. Не
могу себе представить, почему в этой стране – и вдруг голод. А тебя, сукина
сына, следовало бы расстрелять за то, как ты относишься к моторам. Расстрелять,
а не подкармливать. Я бы сам тебя расстрелял, и с величайшим удовольствием. Но
вслух он сказал:
– Попробую, может, достану тебе рису для дома.
– Большое вам спасибо. Если бы вы знали, как нам,
кубинцам, тяжело сейчас живется.
– Да, наверно, нелегко, – сказал Томас
Хадсон. – Жаль, что я не могу взять тебя с собой в море. Ты бы отдохнул
немного.
– В море, должно быть, тоже трудно.
– Да, трудно, – сказал Томас Хадсон. – Трудно
даже в такие вот дни, как сегодня.
– Каждый из нас несет свой крест.
– А я бы взял свой крест и воткнул бы его кое-кому в
culo[36].
– Надо проявлять спокойствие и терпение, мистер Хадсон.
– Muchas gracias[37], – сказал Томас Хадсон.
Они свернули на улицу Сан-Исидро. Она начиналась у
центрального вокзала и напротив входа на заброшенную тихоокеанскую пристань,
где когда-то пришвартовывались суда из Майами и Ки-Уэста и где садились старые
гидросамолеты Панамериканской компании. Теперь эта пристань была закрыта, так
как тихоокеанские суда взял себе военно-морской флот, а Панамериканская компания
перешла на «ДС-2» и «ДС-3», и они приземлялись в аэропорту Ранчо Бойерос, а
там, где раньше садились гидропланы, теперь пришвартовывались суда-охотники
береговой пограничной охраны и кубинского военного флота.