— Хочешь переспать с ней? — Он посмотрел на темноволосую
сестру и улыбнулся. — Ей это будет полезно.
— Наверно, с нее на сегодня хватит и вас.
Она улыбнулась мне, приоткрыв губы.
— Он распутник, — сказала она, — но очень милый.
— Ты можешь пойти с ней в студию.
— Нельзя ли без свинства? — сказала светловолосая сестра.
— А тебя кто спрашивает? — отрезал Пасхин.
— Никто. Захотела и сказала.
— Будем чувствовать себя свободно, — сказал Пасхин. —
Серьезный молодой писатель, и доброжелательный мудрый старый художник, и две
молодые красивые девушки, у которых впереди вся жизнь. Так мы и сидели, и
девушки прихлебывали из своих рюмок, Пасхин выпил еще один коньяк с содовой, а
я пил пиво, но никто не чувствовал себя свободно, кроме Пасхина. Брюнетка то и
дело меняла позу, выставляя себя напоказ, поворачивалась в профиль так, чтобы
свет подчеркивал линии ее лица, и показывала мне обтянутую черным свитером
грудь. Ее коротко подстриженные волосы были черные и гладкие, как у восточных
женщин. — Ты целый день позировала, — сказал ей Пасхин. — Тебе непременно надо
демонстрировать этот свитер здесь, в кафе?
— Мне так нравится, — сказала она.
— Ты похожа на яванскую куклу, — сказал он.
— Не глазами, — сказала она. — Это не так просто.
— Ты похожа на бедную, совращенную poupйe[25]. — Может быть,
— сказала она. — Но зато живую. А о тебе этого не скажешь.
— Ну, это мы еще увидим.
— Прекрасно, — сказала она. — Я люблю доказательства.
— Тебе их было недостаточно сегодня?
— Ах, это, — сказала она и подставила лицо последним
отблескам вечернего света. — Тебя просто взбудоражила работа. Он влюблен в свои
холсты, — сказала она мне. — Вечно какая-нибудь грязь. — Ты хочешь, чтобы я
писал тебя, платил тебе, спал с тобой, чтобы у меня была ясная голова и чтобы я
еще был влюблен в тебя, — сказал Пасхин. —
Ах ты, бедная куколка.
— Я вам нравлюсь, мосье, не правда ли? — спросила она.
— Очень.
— Но вы слишком большой, — сказала она огорченно.
— В постели все одного роста.
— Неправда, — сказала ее сестра. — И мне надоел этот
разговор. — Послушай, — сказал Пасхин. — Если ты считаешь, что я влюблен в
холсты, завтра я нарисую тебя акварелью.
— Когда мы будем ужинать? — спросила ее сестра. — И где?
— Вы с нами поужинаете? — спросила брюнетка.
— Нет. Я иду ужинать со своей lйgitime[26]. — Тогда жен
называли так.
А теперь говорят: моя rйguliиre[27].
— Вы обязательно должны идти?
— И должен и хочу.
— Ну, тогда иди, — сказал Пасхин. — Да смотри не влюбись в
машинку.
— В таком случае я стану писать карандашом. — Завтра
акварель, — объявил он. — Ну ладно, дети мои, я выпью еще рюмочку, и пойдем
ужинать, куда вы захотите.
— К «Викингу», — сказала брюнетка.
— Именно, — поддержала ее сестра.
— Ладно, — согласился Пасхин. — Спокойной ночи, jeune
homme[28].
Приятных снов.
— И вам того же.
— Они не дают мне спать, — сказал он. — Я никогда не сплю.
— Усните сегодня.
— После «Викинга»? — Он ухмыльнулся, сдвинув шляпу на
затылок. Он был больше похож на гуляку с Бродвея девяностых годов, чем на
замечательного художника. И позже, когда он повесился, я любил вспоминать его
таким, каким он был в тот вечер в «Куполе». Говорят, что во всех нас заложены
ростки того, что мы когда-нибудь сделаем в жизни, но мне всегда казалось, что у
тех, кто умеет шутить, ростки эти прикрыты лучшей почвой и более щедро
удобрены.