Клара и тень - читать онлайн книгу. Автор: Хосе Карлос Сомоса cтр.№ 104

Бенуа остановился перед «Девочкой», рядом с заливом.

— Ты, наверное, слышал, что близятся перемены: ван Тисх сдает, Лотар. Скажем, он уже совсем сдал. Так обычно бывает, когда кто-то становится вечным: он умирает. Единственная причина, по которой мы не видим, как он гниет, это то, что он скрывается под грудой чистого золота. Ему уже ищут замену. Я тут раздумывал, кто же займет его место.

— Дейв Рэйбек, — без малейшего колебания произнес Босх.

— Нет. Не он. Он гениальный живописец, у меня в Нормандии есть несколько его оригиналов, и я заплатил сумасшедшие деньги, чтобы они выставлялись постоянно. Они так хороши, что даже я не хочу отпускать их в туалет. Как художник Рэйв достаточно одарен, чтобы заменить Мэтра. Но его большой недостаток в том, что он слишком хитер, тебе не кажется? А гений всегда должен быть немножко придурком. Люди обычно смотрят на гениев и усмехаются, думая: «Гляди-ка, бедняжки: заняты созданием небесной красоты шедевров и сами витают в небесах». Вот какой образ гения хорошо продается. А гений, который, кроме всего прочего, хитер, — он неудобен. Мы вроде как думаем, что хитрость — удел посредственностей. Или что быть гением несовместимо с желанием нажить богатство, управлять страной или командовать армией. Президента страны мы можем считать хитрым. Даже можем сказать, что он был «хорошим» президентом. Но как бы хорошо он ни работал, его труды никогда не покажутся нам гениальными. Уловил оттенок?

— Если не Рэйбек, — спросил Босх, — то кто же? Стейн?

— Боже упаси! Стейн — такой человек, которому нужен начальник, похваливший бы его работу. Помню, мне понравилась одна фраза Рэйбека: «Стейн — лучший художник из нехудожников». Это правда. Стейн исключается. Единственная его роль здесь — голосовать: он и другие ему подобные выберут нового гения. И могу тебе гарантировать, что избранником станет кто-то неизвестный, художник из массы. Сейчас Фонд не может потерпеть неудачу. Мы превратились в огромный бизнес, Лотар. Ставки на будущее высочайшие. Скоро мама с папой будут дарить сыну учебник основ Гд-живописи. Мы сможем создать поденные модели, которые будут стоить художнику-любителю сто евро. Легализируем живую утварь и украшения, и, когда это случится, за одну-две тысячи евро ты сможешь поставить у себя дома восемнадцатилетнюю «Вазу», «Поднос» или «Пепельницу». Мы расширим оборот портретов и умножим мастерские серийных копий. А когда насилие можно будет выплескивать в дешевых и абсолютно законных арт-шоках, это будет подобно легализации наркотиков. ГД-искусство изменит историю человечества, клянусь тебе. Мы превращаемся в самый лучший бизнес в мире. Поэтому нам необходимо, чтобы нас представлял кто-то достаточно придурковатый. Если нас будет представлять хитрый человек, мы потерпим крах. Хорошее дело требует одного идиота впереди и много умных людей сзади.

Босх внезапно начал понимать, почему Бенуа хотел с ним поговорить. «Старый лис. Когда ты затеваешь бунт, то ищешь сторонников, так ведь?» Но тут ему в голову пришло другое, более тревожное объяснение: что, если именно Бенуа помогает Художнику? Возможно, он хочет пустить ко дну ван Тисха и как можно скорее провести замену. В раздумье он спрятал кончик галстука между полами пиджака. Белая рубашка «Девочки» развевалась на свежем ветру. Маленькая японка бросила ей розу. Босх присмотрелся получше и увидел, что цветок искусственный. Роза легонько стукнула «Девочку» по голой коленке и упала в пруд.

Тогда Бенуа сказал нечто неожиданное:

— Мне очень жаль, что так вышло с твоей племянницей, Лотар. И я тебя понимаю. Это, конечно, повод для беспокойства, тем более при нынешней ситуации. Хочу, чтобы ты знал: я к этому никак не причастен. В качестве полотна ее выбрал Стейн, и Мэтр с ним согласился.

— Я знаю.

— Сегодня утром я звонил ей перед совещанием, чтобы узнать, как у нее дела. У нее все в порядке, хотя она немного волнуется, потому что сегодня ее подписывает ван Тисх. Должен сказать, я позвонил ей, потому что она твоя племянница, но, как ты знаешь, нам не полагается общаться с полотнами, если ван Тисх их еще не подписал.

— Спасибо тебе, Поль.

Бенуа заговорил очень быстро, словно то, к чему он вел, было еще очень далеко:

— Я всегда буду с тобой, Лотар. Я за тебя. И мне бы хотелось, чтобы это отношение было взаимным. То есть, что бы ни случилось, кто бы ни пришел после ван Тисха, мы будем и дальше поддерживать друг друга, так ведь?

— Конечно.

У ног Бенуа росли анютины глазки. Бенуа нагнулся, сорвал один цветок и подбросил в воздух. Но цветок изменил траекторию и пролетел над окрашенными волосами «Девочки». Выражение у Бенуа было как у футболиста, промазавшего в решающем пенальти.

— У меня в Нормандии есть копия этой красоты, — признался он Босху, показывая на «Девочку». — Дешевая посредственная копия из тех, что продают в магазинах искусства с надписью на ягодице: «На память о Гааге». Модели, конечно, уже за двадцать. Но, несмотря ни на что, она мне нравится. Я очень задержал тебя. Ты должен куда-то ехать?

— К сожалению, да. Но я не опоздаю.

— Увидимся завтра, Лотар.

— Да, завтра, на открытии выставки.

— Признаюсь, мне очень хочется, чтобы все скорей закончилось.

Босх ушел, ничего не ответив.

По дороге в Делфтон позвонил ван Обберу, чтобы сказать, что немного опоздает. Ответил сам художник охрипшим голосом. «Ничего страшного, — сказал он. — Идти мне некуда». Положив трубку, Босх попытался немного поспать. Но вместо этого начал вспоминать разговор с Бенуа. Художник явно был на свободе, это понял даже Бенуа. «Рип ван Винкль» служил для очистки совести Европы перед одной из компаний, которая привлекала в Старый Свет наибольшее число туристов, только и всего. Художник все еще был на свободе. Готовый к действию.

* * *

Он задремал, но тут раздался звонок. Это была Никки.

— У Лийе обгорело полтела, он находится в психиатрической клинике на севере Франции и будет там до конца дней, Лотар, мы проверили. По-видимому, во время одного из арт-шоков в декабре произошел несчастный случай, и «Экстрим» скрыл информацию о нем, чтобы не отпугнуть работающих там художников и полотна.

— Как это случилось?

— В одной из картин пользовались свечами и поливали тело Лийе разноцветным воском, но кто-то не смог с ними управиться, и начался пожар. Лийе был связан, и никто так и не помог ему выбраться.

— Господи, — выдохнул Босх.

— Остается Постумо Бальди. Он — единственный, у кого нет алиби.

— Я как раз еду в Делфт, чтобы поговорить с ван Оббером, — сказал Босх. — Достань мне все, что у нас есть по Бальди: кассеты «УР», записи и беседы с отделом ухода, когда он был «Фигурой XIII». Пошли мне все это домой.

— Хорошо.

На въезде в Делфт у него появилось странное ощущение. Что может сказать ему ван Оббер? Что он хотел от него услышать? Внезапно он понял, что хотел, чтобы ван Оббер нарисовал ему лицо. Конкретные черты. То, что они теперь знали, что Бальди может быть Художником, в принципе не будет иметь на практике никаких прямых последствий. Меры безопасности на выставке никак не изменятся. Но, возможно, ван Оббер сможет создать портрет Бальди, и тогда ему удастся прибавить какие-то черты к расплывчатому андрогинному силуэту, который сформировался у него в голове.