Юлиус с разбитым лицом лежал в воде — полностью одетый, с полоской белой пены, собравшейся вокруг его подбородка. Посиневшая кожа говорила о том, что его утопили. Эшер почувствовал себя оскорбленным. Не потому, что ему нравился Юлиус. И не потому, что он доверял ему. Просто Эрнста унизили как профессионала. Его партнер, пусть даже и неопытный, не должен был умереть. Эшер быстро собрал свои вещи и все то, что могло помочь в опознании Янтцена — его мобильный телефон и наладонник. Он не знал, какая информация была записана на них. Выбравшись через окно на пожарную лестницу, Эрнст спустился к мусорным бакам. Тело турка уже привлекло внимание нескольких любопытных крыс.
На улице он еще раз осмотрелся по сторонам и, удаляясь от гостиницы, подумал, что стоит послать консьержке не только пару сотен евро, но и коробку ее любимых карамелек.
Глава 29
После казни голову и труп Марии Антуанетты бросили обратно в повозку и отвезли на кладбище Мадлен, некогда принадлежавшее бенедиктинскому монастырю. Хотя дорога занимала меньше километра, рю д’Анжу была немощеной, и колеса повозки все время увязали в грязи. К тому времени, когда телега в сопровождении пешего маркиза приехала на кладбище, наступила середина дня. Могильщики, не желая прерывать свой обед, велели кучеру бросить груз на траву. Они неделями рыли траншеи, забрасывали в них тела и присыпали их небольшим количеством извести, чтобы останки быстрее разлагались. Труп королевы был для них рядовой работой, которая могла подождать.
Маркиз остановился на безопасном расстоянии. Он пытался рассмотреть отрубленную голову, лежавшую на траве, но белая шляпка, окрашенная кровью, прикрывала ее черты. Стоя рядом с каменной скамьей, установленной здесь монахами, которых недавно всех истребили, он вспоминал счастливые мгновения, когда юная Мария Антуанетта, оторванная от родных и близких ей людей, охотно приняла его руководство и дружескую помощь в постижении хитросплетения интриг самого пышного королевского двора в истории континента. И хотя эта женщина имела свои недостатки (она действительно бывала фривольной и экстравагантной, мелочной и завистливой, переменчивой и неверной), но скажите, кто из смертных их лишен? Несмотря на внешнее великолепие, ее жизнь была наполнена одиночеством, отчаянием и холодом. Рожденная во дворце, она умерла на эшафоте.
Теперь она лежала в нескольких ядрах от него — на куче грязи, обезглавленная и оскверненная. Когда он убедился, что могильщики увлеклись едой, вином и яблоками, не обращая больше внимания на останки королевы, он осмелился приблизиться. Любой разумный человек не стал бы даже говорить об этом, но он должен был увериться, что королева не попала под магические чары и что она теперь была действительно мертвой. Он вытянул руку, чтобы отогнать рой мух и приподнять шляпку с ее лица. Внезапно рядом послышался крик:
— Надеюсь, мы вовремя!
Вскочив на ноги, он увидел Эбера. Комиссар и два его помощника направлялись к могильщикам. Шпага лихо раскачивалась на боку газетчика. За ними едва поспевала молодая женщина с платком на голове. Она несла в руке тяжелую корзину.
— О, гражданин Эбер! — стряхивая крошки с рубашки, приветствовал его старший могильщик. — Мы ожидали вас.
— Черта лысого вы ожидали, а не меня, — ответил Эбер. — Но это даже хорошо, что вы не закопали ее. Мадемуазель Тюссо должна немного поработать над трупом.
Он щелчком пальцев направил женщину к телу королевы. Сант-Анджело нахмурился. Какую еще подлость придумал этот мерзавец?
Пока глава Комитета общественного спасения развлекал могильщиков похабными историями, мадемуазель Тюссо опустилась рядом с останками Марии Антуанетты и покопалась в своей корзине. Маркиз стоял рядом, едва смея дышать. Она казалась ему смутно знакомой. Затем он вспомнил, что видел ее в Версале, когда она давала уроки рисования сестре короля, принцессе Елизавете.
Теперь она скрывала под платком бритую голову. Значит, ее тоже арестовали, подумал Сант-Анджело. Члены Трибунала отсрочили ее казнь при условии, что она будет выполнять их отвратительные поручения. С ловкостью, которой восхитился бы любой мастер, она расстелила кусок холста на земле и разложила на нем инструменты. Не зная о присутствии маркиза, она повернулась спиной к хохотавшим мужчинам.
— Прошу вас, простите меня, мадам, — тихо прошептала она отсеченной голове. — Я не желаю вам зла.
Быстро перекрестившись и сняв шляпку королевы, она отложила ее в сторону. Присмотревшись, маркиз с облегчением увидел, что голова не подавала никаких признаков жизни. Глаза были закрыты. Дряблые и увядшие губы Габсбургов криво изогнулись. Мадемуазель Тюссо, смочив тряпку в воде, вытерла с них грязь и засохшую кровь.
— Я извиняюсь за грубость, — прошептала она, словно привыкла к таким беседам с мертвыми людьми. — Они не дали мне достаточно времени. А маску нужно сделать прямо сейчас, или уже ничего не получится.
Посмертные маски известных жертв выставлялись в Париже уже несколько месяцев кряду. Маркиз видел маску безжалостно убитой княгини де Ламбаль, выставленную, словно призовой поросенок, на витрине мясного магазина. Маркиз боялся, что маска королевы, став трофеем Эбера, украсит типографию газеты.
С помощью тряпок молодая женщина просушила лицо Марии Антуанетты и установила голову перед собой.
— Наверное, цирюльник брил вам голову тупым тесаком, — шептала она. — Ах вы, бедняжка! Но это не важно. Я сделаю вас красивой.
Взяв щетку, Тюссо начала расчесывать остатки спутавшихся волос королевы. Ей приходилось буквально выдирать ее колтуны. Сант-Анджело уже успокоился, решив, что его худшие опасения не подтвердились. Но на третьем взмахе щетки закрытые глаза Антуанетты широко открылись и рот округлился от изумления и ужаса. Казалось, что она желала остаться в каком-то сне, под белой шляпкой. Однако забота Тюссо не позволила ей сохранить навеянные грезы. Ее губы шевелились, пытаясь что-то сказать. Единственным звуком было мокрое чмоканье. Увидев ожившую голову, мадемуазель упала в обморок на траву. Взгляд знаменитых голубовато-серых глаз королевы в отчаянии метался по кладбищу. В нем сквозили изумление, растерянность и ужас.
Маркиз понял, что она смотрела в зеркало «Медузы». И он знал, что нужно было делать.
Рот королевы открылся еще шире. Это был безмолвный крик. Зубы окрасились в розовый цвет ее крови. Если Сант-Анджело хотел спасти ее от вечных мук, он должен был действовать решительно и быстро. Подбежав к открытой траншее, он схватил голову первой казненной женщины, которую смог найти. И эта голова не возражала, когда он бросил ее на расстеленное полотно. Затем невидимыми руками он поднял голову Марии Антуанетты, из жалости накрыл ее глаза белой шляпкой и произнес:
— Покойтесь с миром, ваше величество.
С этими словами он бросил ее в бочку с негашеной известью. Послышалось шипение и бульканье. Как только голова погрузилась в раствор, едкое варево начало растворять кожу и кости. В течение минуты плоть исчезла, и череп распался на части. Лишь несколько прядей волос всплыли из кипящей жидкости.