Мефодий Буслаев. Месть валькирий - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 23

Мефодий осторожно вернулся в комнату и прикрыл за собой дверь. Подошел к креслу, внимательно оглядел его, провел пальцем по поручню. Сомнений нет, кресло материально. Но что за слабое зеленоватое свечение разливается по спинке и сиденью? Ага! Это и есть магия. Та самая, что делает фантом Ирки таким устойчивым в пространстве.

«Чайные чашки куда-то пропадают!» – вновь услышал он голос Бабани. Бедная смешная Бабаня? Откуда ей было знать, что в этой части квартиры магия перекрывает реальность и чайные чашки, продолжая существовать, замещаются фантомными Двойниками, как и все предметы, которые имеют отношение к призраку? Когда же Бабане нужно забрать чашку, она протягивает руку за иллюзией и извращается на кухню, держа в руках пустоту. Так магия совмещается с реальностью.

«А была ли вообще Ирка? Существовала ли? Возможно, она погибла тогда в детстве, в аварии. Призрак же был сотворен для Бабани каким-нибудь добросердечным магом или светлым стражем. Ну, чтобы она не впала в отчаяние и не наложила на себя руки. И я тоже знаком был с призраком», – прикинул Мефодий.

Версия была вполне правдоподобна, но что-то, какая-то мелкая деталь выпадала из цельной картины, продолжая тревожить Мефа. Он пытался ухватить ее, но она ускользала. «Возможно, меня просто злит, что я одурачен! В гости бегал, через окно залезал – и куда? К пустому креслу!» – подумал он, толкая ногой звякнувший завал посуды. Кресло качнулось. Со стола на пол посыпались учебники.

– Эй, у вас все хорошо? – крикнула из кухни Бабаня.

– Книги упали! Мы уже собираем! – торопливо ответил Меф.

Он закрыл глаза и, открыв их, заставил себя переключиться на обычное зрение. Ирка возникла на кресле, точно включенная голограмма. Мефодий взял кресло за ручку и повернул к себе.

– Кто тебя создал? Свет, мрак? Зеленое свечение – чья это магия? Заклинаю Черной Луной: скажи правду! – спросил Меф у призрака.

Замешательство. Растерянность в глазах. Другого Меф и не ожидал. Магия фантома универсальна. Она готова к ответу на любой вопрос, даже самый нелепый. Только на одно она неспособна: осмыслить себя. Фантом застыл неподвижно, как выключенная кукла или манекен. Лишь рот однообразно вздрагивал. Выждав с минуту, Меф помахал у фантома перед глазами рукой. Фантом оживился. Как реагировать на эту ситуацию, он уже знал.

– Что за глупые шутки?.. Это считается смешным? Тогда «ха-ха!»... – сказал он.

– Отмена заклятия черной луны... – устало произнес Меф и вышел из комнаты.

– Ну, народ! И не попрощался! – укоризненно произнес фантом.

И вновь несуществующие пальцы забегали по клавиатуре, оставляя вполне реальные комменты...

 

***

 

До Зозо в тот день Меф так и не добрался. На улице, у Иркиного подъезда, его спину прожег неприятно настойчивый взгляд. Доверяя своим чувствам больше, чем глазам, он резко обернулся. Никого. Переключился на истинное зрение – снова никого. Странно. Очень странно. Конечно, не исключено, что по небу пролетела стайка бородатых глюков, однако дело, видно, не в том.

Озадаченный, чего-то смутно опасающийся, Мефодий бродил по району своего детства до глубокой ночи. Ему все мерещилось, что за ним кто-то крадется, хотя ни реальным, ни истинным зрением он не мог усмотреть ничего подозрительного. Дважды волей случая он оказывался возле своей старой школы и один раз даже прошел во двор. В саму школу заглядывать не стал. Для воспоминаний ему вполне хватало двора. Вот разметка – они бегали здесь на тридцать и шестьдесят метров. А вот газон. Порой на нем пытались сажать деревья, но сажали почему-то совсем маленькие, которые в первый же год вырывались с корнем или вытаптывались мигрирующими бегемотами. А вот вечная лужа у забора, которая не замерзала даже лютой зимой. Подходить к вечной луже запрещалось (и именно поэтому рядом вечно кто-то торчал). Говорили, там под землей проходит труба с горячей водой. Изредка ее прорывало, и из лужи начинал бить фонтан кипятка. Приезжала аварийка, и было за чем понаблюдать из окна, тоскуя на какой-нибудь унылой географии.

А вот скамейка, которую Меф – да и не только он – всегда проскакивал с замирающим сердцем. Прежде на ней нередко сидел некий Омут, один из бывших учеников школы, и постукивал по колену тощими пальцами. Две шавки из его окружения подтаскивали к нему учеников, у которых хватило глупости оказаться поблизости.

– Ну что, принес? Срок вышел! – говорил Омут лениво. Это заранее определяло правила игры. Якобы существовал некий долг, этим Омутом не полученный и дающий ему право делать с жертвой все, что угодно.

Фамилия у Омута была мудреная и как-то нехорошо звучащая. Сам он не любил ее и требовал называть его просто Омут. Он был смуглый, с носом как у коршуна, длинный, бровастый и пугающе тощий, что не мешало ему быть ошеломляюще ловким и жестоким. Своих жертв он обычно резко и несильно хлестал в нос, после чего добивал коленями и кулаками.

Единственный способ уцелеть был отдать Омуту все деньги, что ученики и делали. Омут обычно брал их и брезгливо засовывал в карман. Из другого кармана доставал копеек десять и бросал на землю.

– Это сдача!.. А ну, поднял, быра! – требовал он, страшно повышая голос.

Несчастный ученик наклонялся и мгновенно получал сильный пинок, сбивавший его с ног. Пинок этот означал, что Омут доволен и сейчас будет подыскивать себе новую жертву.

Сам Мефодий попался Омуту лишь однажды и возненавидел его на всю жизнь. Вспомнив сейчас об Омуте, Мефодий специально сел на эту лавку и просидел часа полтора в надежде встретить Омута и сказать ему большое человеческое спасибо. Однако Омут не появлялся. Прежде Мефодий бы этому несказанно обрадовался, а сейчас испытал разочарование. Правда, он знал, что, если пожелает, найдет Омута где угодно, хотя бы и на морском дне, но все же эйдос удерживал его от этого.

Мефодий достал карандаш, быстро присел возле скамейки на корточки и с внутренней стороны нарисовал адресную руну. Адресную, потому что опасна она была только одному человеку во всем мире. Омут, не садись на пенек, не гопьстопь пирожок – не то будет тебе плохо. Так плохо, что такое и ночью не приснится. Узнаешь ты Мефодия Буслаева!

Долго, неохотно погасал длинный майский вечер. Окна в домах уже горели, а небо все никак не желало темнеть до конца. Казалось Мефодию, что коробка города закрыта сверху плоской фиолетовой крышкой с вырезанными из фольги звездами. Он как раз смотрел на небо, когда одна из звезд оторвалась и красной яркой точкой прочертила небосвод.