– А ты как хотел? Договорчик составляли
ваши земные юристы. Они во мраке веками скучают, вот и изощряются. За бутыль
амброзии маму свою родную на три века в лизинг отдадут. И вообще, уверена, ты с
Тухломоном еще встретишься! Он, если на чей эйдос глаз положил, никогда не
отступится. Ушлый гад! – сказала Улита и, отчего-то рассердившись,
стукнула по стопке бумаг на столе у Мефодия. – А это что? Ишь сколько
доносов напринимал! Это они, паразиты, про новенького разнюхали и насовали! В
другой раз сразу по мордасам, по мордасам! Я им покажу доносы!
– А что, нельзя было брать? Давай
выбросим! – предложил Мефодий.
– Ты что, опух: выбросим? Печать ставил?
Ставил! Стало быть, дело принять к исполнению. Разбирайся потом с Канцелярией.
У нас все строго! – заявила Улита.
Галдящая очередь комиссионеров напирала. Пахло
потом, табаком и мелкими страстишками.
Вдруг смоляной, упругий, словно из блестящего
эбенового дерева выточенный, юноша-джинн, натертый пахучими восточными маслами,
материализовался посреди приемной и осклабился, бесцеремонно разглядывая Улиту.
С плеча у джинна свисала брезентовая сумка с эмблемой курьерской почты стражей
мрака. Обнаружив, что Улита, занятая дрессировкой комиссионеров, его не
заметила, юноша подкрался и нежно подул ей в ушко. Тяготеющие к глобализму
формы Улиты произвели на страстного джинна неизгладимое впечатление.
– Некогда! Не видишь, работаю? Вечером
залетай, Али! – отмахнулась Улита.
– Вай! Я нэ Али, я Омар! – обиделся
джинн, пожирая Улиту страстным взглядом.
– Омар? А Али куда делся? Так ты
новенький, что ли?..
– Пачэму новенький? Зачэм новенький? Я нэ
новенький! Я сэйчас буду от огорчения старэнький! – обиделся юноша-джинн и
снова подул в ушко.
– Я же сказала: некогда, Омар! Вечером
залетай! И прихвати чего-нибудь перекусить. Только, умоляю, без магии. У меня
от наколдованных продуктов изжога, – смягчилась Улита.
Юноша-джинн просиял и собрался испариться.
– Эй! – сказала Улита. – А
работа? Давай то, что ты принес! Вечно вам напоминать надо!
Джинн хлопнул себя по лбу.
– Вай! Савсэм забыл! Срочное послание для
Арея! – Он сунул Улите длинный конверт и исчез, обратившись в столб дыма.
Напоследок он еще раз успел ухмыльнуться, упаковав в одну ухмылку все свои
вечерние планы.
– Али, Омар, Джавдет… И не отличишь их,
дураков! – мечтательно сказала Улита.
Отковырнув ногтем подтекшую сургучом печать,
ведьма скользнула взглядом по листу. Пепельные завитки дрогнули. Уловив, что
произошло что-то важное, комиссионеры засуетились и нервно зашмыгали носами.
Один даже попытался заглянуть в пергамент, но Улита ловким ударом папки сделала
его нос плоским, как доска.
– Прием окончен! Все брысь! Завтра
придете, мокроногие! – рыкнула она на комиссионеров и заторопилась в
кабинет к Арею.
* * *
После окрика Улиты комиссионеры послушно
слиняли. Мефодий остался в приемной один. Журчало красное вино в фонтане,
громоздились на столе пергаменты с отчетами. Улита все не выходила. Лишь
изредка из кабинета доносился рокочущий голос Арея.
«Интересно, будет Арей меня чему-нибудь учить
или это уже и есть учеба? Эйдос вон чуть не прошляпил! Так и попал бы к
кому-нибудь в дарх», – подумал Мефодий. Ему стало тревожно. Захотелось
слинять, и только мысль об Эде Хавроне и о вечных поклонниках матери его
образумила. Отступать было некуда. Он и так был в Москве.
Наружная дверь скрипнула. В приемную, что-то
бубня себе под нос, вошла старушенция. На плече у нее болтался здоровенный,
видавший виды рюкзак, в который можно было упрятать целую дивизию. В руке она
держала зачехленную косу.
Оказавшись в приемной, старушенция огляделась.
Затем деловито подошла к Мефодию и потрогала ему лоб.
– Ишь ты, тепленький ишшо! Не мой
клиентик, нет? Звать-то как? – спросила она умиленно.
– Меня?
– Да не меня ж! Мой склероз всегда со
мной.
– Мефодий Буслаев.
Старушка не слишком удивилась.
– О, Мефодий! Как тесен мир! Слыхала,
слыхала! Добрались-таки они до тебя. А сердечко-то как трепещет! А эйдос-то
крылышками, как голубочек белый, – цвиг-цвиг! Ух ты, мой сладенький,
засиделся, поди, в клетке из ребрышек! Иди к бабусе!
Мефодий отодвинулся.
– Он мне самому нужен. Бабуся пока
обломается, – сказал он.
Старуха погрозила ему пальцем.
– Ишь, шустрые какие! Небось как
двенадцать лет тебе исполнилось, так они тебя и сцапали, – благодушно
заметила она.
– Кто меня сцапал?
– Да эти вон, стражи мрака! Ишь! –
сказала старуха и ткнула пальцем в дверь кабинета Арея. – Давай, что ль,
знакомы будем! Я Аида Плаховна Мамзелькина. У тебя визитка есть?
– Нету, – сказал Мефодий.
Старушенция похлопала себя по карманам. В
одном кармане звякнула бутылка, из другого выкатилась автоматная пуля.
– Плохо работаешь, друг Мефодий! И у
меня, представляешь, нету. Все раздала. Дура я, труха могильная… Несла тут с
утречка одному – мы с ним все визитками менялись. Он мне – я ему. Так без
визиток и осталась. Прикольный мужик, вот только с друзьями не повезло.
Товаришчи из другого коллектива в его «мерс» бомбу подложили. Он дорогой все
интересовался: какая отсидка во мраке будет, кто бугор и что хавать дают.
Мефодий с тревогой покосился на косу.
– Вы… вы Смерть? – спросил он.
– Есть маленько! Нынче, чтоб народец
шибко не пугался, я по-другому называюсь. «Старшой менагер некроотдела»! –
с удовольствием выговорила Аида Плаховна.
– А-а! – протянул Мефодий. С его
точки зрения, разница была небольшой.
Смерть поправила чехол на косе.
– Ишь ты, едва не соскочил. Запомни, на
лезвие не смотри. Успеешь еще насмотреться в свой час… Плохая у меня коса, без
воображения. Понял? Разжевывать мысль нужно?
Мефодий покачал головой.
– Я ведь насчет тебя, дружок, признаться,
пришла! Разведала тут кое-что случаем, хотела Арею рассказать. А ты тут как
тут, озорник ты эдакий… Судьба-судьбинушка! Есть человек, а потом раз –
нету! – деловито сказала Мамзелькина. Ее рассеянный взгляд стал вдруг
внимательным и колючим.
Мефодий ощутил, что старушка далеко не
безобидна. Тревожный колокольчик в его сознании коротко звякнул и пугливо
затих.