– Ага, – сказал Мефодий.
– И как?
– Вроде все кружки обвел, галочки
поставил, – уклончиво ответил Мефодий.
Зозо слегка успокоилась. То, что сказал
Глумович, становилось похожим на правду.
– И как результат?
– А я откуда знаю? Поставил галочки, сдал
– и иди пиликай на скрипке! Нам не говорили… – отмахнулся Мефодий.
Меф не стал уточнять, что отмечал ответы, не
слишком вникая в смысл. Он вообще любил тесты, где нужно обводить кружком
правильные варианты ответов, зная, что часто угадывает. А он и не угадывал.
Просто многое делал по наитию. Когда он читал правильный пункт, в голове словно
начинал звенеть колокольчик. «Везучий!» – говорили в школе.
Посмотрев по карте, Мефодий не очень удивился,
обнаружив, что здание гимназии «Кладезь премудрости» фактически соседствует с
тем самым домом на Большой Дмитровке, в котором он провел бульшую часть прошлой
ночи. От одного места до другого можно дойти за пять минут. Сомнений нет. Это и
есть тот самый комиссионер, о котором говорили Арей и Улита.
– Как называется эта шарашка, где
заинтересовались нашим лоботрясом? – деловито спросил Эдя.
Он торчал дома и вытачивал мудреный кастет. По
замыслу, кастет должен был отвечать трем требованиям: быть удобным; не цепляя
за подкладку, выскакивать из кармана и при этом как можно меньше походить на
оружие.
– Как называется? «Кладезь» чего-то
там… – рассеянно сказала Зозо.
– «Кладезь премудрости»? Это лучшая
гимназия Москвы. Цены там просто задвижные. Такие, что на сдачу можно купить
вертолет, – заявил Эдя.
– Думаешь, не ходить? – спросила
Зозо.
– Почему не ходить? Сходи ради прикола.
Послушай, что они будут базарить. Все равно денег у нас нет, а за посмотр денег
не берут, если, конечно, это не клуб с танцами у шеста, – сказал Эдя.
Зозо сходила вместе с Мефодием по указанному
адресу, поговорила с директором и вернулась домой в крайнем изумлении.
– Видел бы ты эту школу! На территорию и
на танке не проедешь! Охрана! Внутри все – ну прям загнивающая Европа! В
школьной столовой кормят лучше, чем в ресторане! А учителя! По-русски никто и
говорить не умеет! Почти сплошные иностранцы! – сказала она с восторгом.
– И сколько за все это безобразие? –
кисло спросил Эдя, внутренне приготовившись произнести коронную фразу: «Я тебе
не спонсор!»
– Нисколько. За Мефодия будет платить
фонд. Есть программа, по которой фонд платит за обучение самых талантливых
детей в лучших школах. Жить Меф будет там же, при школе, у них там вроде
интерната, а домой приходить на выходные. А иногда и не приходить, когда будут
дополнительные занятия.
Ее братец задумался.
– А мне это не нравится! Тут что-то не
то! Если бы с тебя взяли хоть немного, я бы еще понял, – а так, совсем
ничего… Бесплатный сыр бывает в двух местах: в мышеловке и в нашем ресторане
«Дамские пальчики»! Бонусная программа. Купивший рюмку водки получает сто
граммов самого дорогого сыра бесплатно, – заявил он.
– Что, действительно бесплатно? –
усомнилась Зозо.
– Само собой. У нас не какое-нибудь там
кидалово, – возмущенно сказал Эдя. – Правда, стоимость сыра включена
в водку. Да и вообще после рюмки многие типусы не могут остановиться. До того
назюзюкаются, что любой дорогущий коньяк им можно в счет вписать.
– Так что же с гимназией? Не
отдавать? – с беспокойством спросила Зозо.
Она, хотя и не ладила с братом, уважала его
опытность.
– Почему не отдавать? Отдавай!
Разумеется, если этот директор не маньяк. Если маньяк, тоже не страшно. Я
сделаю ему замечание с приземлением в личное тело, – сказал Эдя и, как
ладонь любимой женщины, нежно погладил кастет.
* * *
На другой день утром за Мефодием приехал
микроавтобус. На его борту красовалась эмблема школы – курносый профиль в духе
не то легендарного Пруткова, не то Павла I, который, точно лавровый венок,
обвивала надпись: «Veni, vidi, vici».
[2]
Загрузив Мефодия в свое внушительное
чрево, микроавтобус увез его в новую жизнь. Буслаев был мрачен. Ночью ему опять
снился саркофаг. Если раньше саркофаг был целым, то в последнем сне он треснул.
Повинуясь неясному зову, Мефодий выпрыгнул из
автобуса на Большой Дмитровке, едва он притормозил у светофора. Дом № 13
был все так же покрыт сеткой и лесами. Ничего не изменилось. Мефодий отогнул
сетку, ловко пролез под лесами и постучал в знакомую дверь. Дверь еще не
открылась, когда он вдруг заметил начерченную у асфальта черномагическую руну.
Обычный человек принял бы ее за рисунок углем или баллончиком с краской,
вздумай он забраться под леса. Однако Мефодий, приобретший уже кое-какой опыт,
заметил, что контуры руны едва заметно расплылись, когда он шагнул через порог.
И сразу же, почти без перехода, Мефодий
провалился в совсем другой мир. Со вчерашней ночи дом внутри преобразился. Он
увидел большой зал, служивший приемной. Приемная была обставлена с упаднической
роскошью. Журчал фонтан. Зеленый любопытный плющ взбегал по ногам античных статуй.
На стене в рамке за стеклом, необходимым образом высушенное и закрепленное,
висело подлинное ухо Ван Гога.
За секретарским столом, закинув на столешницу
ноги, сидела Улита и задумчиво целилась из дуэльного пистолета в свое отражение
в зеркале. За ее спиной к стене ржавым ножом было пришпилено выведенное на
принтере объявление:
«Сделал дело – отвали смело!»
Немного в стороне можно было разглядеть еще
одну бумажонку информационного характера, сообщавшую:
«Гражданчики комиссионеры! Храните эйдосы в
дархкассе! Десять процентов годовых по всем видам магических энергий!»
Заметив Мефодия, Улита приветственно махнула
ему пистолетом.