Дигитал - читать онлайн книгу. Автор: Олег Маркеев cтр.№ 42

Он тогда едва остановил себя, поняв, что уже сходит с ума. В глазах плясал красный туман пополам со слезами, в перекошенном болью желудке плескалась желчь. Он мучительно з н а л — нельзя. Это «нельзя» было намертво, стальным гвоздем вбито в голову. И вытащить это «нельзя», пока жив, было невозможно.

А откляченная задница была уже так близко, что не попасть в нее ногой было невозможно. И из призывно распахнутой двери шел одуряющий дух сладостей.

Он навсегда запомнил это бесконечный миг перед первым ударом, после которого уже ничего и никогда не отмотать назад.

Нет, тогда он не влетел через порог ларька на плечах у нокаутированного болью человека. Пронесло.

Обладатель внушительной, по-бабьи округлой задницы вздрогнул. Вековой инстинкт мелкооптового торговца подсказал, что за порогом, кутаясь в ночь, стоит извечный враг всякого собственника — голодный двуногий зверь.

Армянин — или бог знает кто там был, Леха, как большинство москвичей особо не заморачивался, скопом окрестив всех кавказцев «черными», — заторможенно выпрямился и развернулся. В правой руке подрагивала грязная метелка. Левая прижалась к нервно вздрагивающему пузу.

Неизвестно, какой из своих кошмаров он рассчитывал увидеть, но и Лехиного вида ему хватило. Бледнолицый, на дрожащих ногах, с вытаращенными глазами, в которых плескалось отчаяние, этот звереныш был страшен именно своей слабостью. Такие не щадят, они грызутся не за добычу, а за жизнь.

Оплывшие щеки кавказца нервно дрогнули. В черных глазах на секунду всплыла воловья готовность к закланию. Левая рука отлепилась от бурдюка живота, скользнула на столешницу, сгребла что-то, Лешке не видимое. Судорожно выпросталась вперед, ткнулась хоботом ему в карман рубашки. Теплым рылом кулака мягко оттолкнула.

На всю улицу хлопнула дверь, лязгнул засов.

Леша ощутил в кармане твердый брусок сигаретной пачки.

Кавказец медведем заворочался в ларьке. Сначала по-бабьи причитал на своем языке, потом сквозь непонятный клекот и вздохи проклюнулись русские слова:

— Ай, я же тебе уже дал! Иди домой, парень. Мамой твоей заклинаю, иди! Не надо… Всем только хуже сделаешь! Пять детей кормлю… Маму вспомни и иди себе. Не надо здесь стоять. Уходи!

И Алексей пошел. И долго еще в глазах плавал отпечаток распахнутой двери.

В августе он поступил на юрфак. Возможно, из всей абитуры он знал, что выбор сделал от противного. «Нельзя», накрепко вбитое в голову, никогда не даст переступить через порог. Преступника из него не выйдет. Значит, Бог его сделал ментом.

«Но зачем тогда эти адовы круги? Семь лет псу под хвост. Зубрежка, тренировки, практика, зачеты и диплом, пьяная «прописка» в отделе, кураж и лямка службы. Зачем все? Чтобы опять оказаться с пустым брюхом и карманом у того же порога? Только уже не сопливым мальчишкой, получившим первый раз от жизни с носка под дых. А взрослым мужиком. Обученным, натасканным, сто раз испробованным в деле… Выжатым до последнего и выброшенным за ненадобностью. Как там этот клоун тебя окрестил? Ронин… Именно. Никому не нужный, ничего, кроме паскудного своего ремесла, не умеющий делать. Полное ничто».

Алексей еще крепче вдавил пальцы в веки.

Под веками на фоне сизой мути заплясали красные пиявки. Ломаясь и дергаясь, принялись вычерчивать такие же ломаные, угловатые линии. Раз за разом. Одно и тоже. Слово.

«Rugnarek», — прочитал Алексей.

И в голове вдруг сделалось пусто. Рой звенящих мыслей опал, испарился без следа.

Осталась только одна: «Свободен!».

Стеклянный теремок магазина на перекрестке являл собой верстовой столб на пути к новому русскому капитализму. Для Алексея эта торговая точка давно стала маркером и символом происходящих с его родиной перемен.

Во времена робких кооперативных экспериментов на перекресток привезли и водрузили, как дот для обороны столицы, стальной короб киоска. О, чудо, работавшего по ночам! Правда, бравшего десятипроцентную наценку за столь невероятный для тогдашней Москвы сервис. Но это было так свежо, ново, демократично и, черт возьми, по-европейски, что дотообразный уродец быстро стал местной достопримечательностью.

Киоск, конструкции убогой и доморощенной, как «новое мышление» Горбачева, простоял с год. Однажды среди ночи он полыхнул Рейхстагом и простоял черным молчаливым укором бандитскому этапу накопления и перераспределения до позорного возвращения Горбачева из форосского отпуска. Ельцин, войдя во власть, медвежьей лапой дал отмашку брать, сколько заглотишь. Имел в виду суверенитет, но кому он нужен без капитала.

При Ельцине киоск отреставрировали, завезли гуманитарку, нацепили рукописную рекламку: «Покупаем ваучеры, доллары, золото и др.», и пошла свободная торговля. Периодически у киоска отмечалась следственно-оперативная группа, да подозрительно часто менялись владельцы. Но свободную торговлю было уже не остановить.

Потом пришел Лужков. Долгоруковской дланью смел стальных уродцев, сомнительных по виду и происхождению, как городские дворняги, и повелел строить стеклянные теремки. Полная лепота, благообразие и санитария оплачивались самими торгашами. Сопротивлявшихся и сабатировавших переход к цивилизованному рынку ловили на контрольных закупках или хватали за торговлю водкой без лицензии. Мэр, побывавший в целях обмена опытом на немецких пивных фестивалях, дал указание: «Чтобы было, как в европах: по одному магазину, сиречь — мини-маркету на восемьсот душ населения!». Работники столичной свободной торговли с непередаваемым кавказским акцентом ответили: «Будэт сдэалано!» И дали денег.

Теремок на перекрестке принадлежал бывшему бакинцу дяде Алику. Он был последним владельцем достопамятного киоска. Считалось, что накопленные трудовые он и вложил в санкционированное властями стеклянное чудо. Также считалось, что мудро управляя капиталом, он расширяет дело, пристраивая все новые прозрачные параллелепипеды к базовой пирамиде. В одной пристройке помещалось кафе-шашлычная, во второй торговали овощами, третья использовалась как склад.

Никого не настораживало, что в кафе, как на посту, сидит целый майор милиции. Считалось, что он родственник дяди Алика. Судя по характерной внешности, майор, действительно, был родом из солнечного Азербайджана. Но как, на каком киселе он, располневший и явно с высшим образованием, был родственником худому, неразговорчивому и малообразованному дяде Алику осталось тайной личной жизни. Общественное мнение умилялось даже тогда, рядом со стеклянным теремком сводный отряд родственников дяди Алика начал отстраивать нечто восточное из кирпича и бетона, постепенно приобретающее контуры будущего ресторана. По умолчанию считалось, что дядя Алик решил окончательно пустить корни в московскую землю, им же облагороженную.

Алексей, не верящий россказням теоретиков от экономики, осторожно навел справки у местных оперов. Получил вполне ожидаемый ответ: героин. Добрая сказка о трудяге-иммигранте, под сердобольной опекой властей торящем дорогу из чистильщика сапог в короли Уолл-стрит, разлетелась как дым от трубки Хасбулатова. И осталась кондовая, как обуглившаяся арматура киоска, реальность. Дядя Алик работал зиц-председателем Функом [14] на точке по отмыву и освоению героиновых денег.