Апокалипсис Томаса - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 5

С опушки эвкалиптовой рощи я смотрел на длинный пологий склон, который вел к особняку, где Константин Клойс умер во сне в 1948 году в возрасте семидесяти лет. На черепичной крыше под луной светились пятна фосфоресцирующего лишайника.

В том же 1948 году Роузленд со всей обстановкой купил тридцатилетний наследник южноамериканской горнорудной империи и продал поместье опять же со всем, что находилось на территории, сорок лет спустя. Он вел жизнь отшельника, поэтому никто о нем ничего не знал.

В эти предрассветные часы горели только несколько окон на третьем этаже. За ними находилась спальня Ноя Волфлоу, который нажил внушительное состояние будучи основателем и управляющим хеджфонда. Я в достаточной степени уверен, что это как-то связано с Уолл-стрит, но точно знаю, что не имеет никакого отношения к садовым зеленым изгородям [1] .

Отошедший от дел в пятьдесят лет, мистер Волфлоу заявлял, что из-за травмы центра сна в мозгу он не смыкал глаз последние девять лет.

Я не знаю, правда ли эта абсолютная бессонница или нет, а может, доказательство бредового расстройства.

Он купил поместье у отшельника — наследника горнорудной империи. Реконструировал и расширил особняк, спроектированный одним из представителей архитектурной школы Эддисона Мицнера, эклектическую смесь испанского, мавританского, готического, греческого, римского и ренессансного стилей. Широкие террасы с балюстрадами из светлого известняка выводили к лужайкам и садам.

В этот предрассветный час, когда я шел по аккуратно подстриженному газону лужайки, койоты более не выли высоко в горах, потому что наелись дикими кроликами и улеглись спать. Лягушки после долгих часов пения так устали, что уже не могли и квакать, а цикад пожрали те же лягушки. Мир, пусть и временно, но замер в тишине и покое.

Я намеревался посидеть в шезлонге на южной террасе, пока на кухне не зажгутся огни. Шеф, мистер Шилшом, всегда начинал рабочий день до зари.

Оба утра в Роузленде я начинал с шеф-поваром не только благодаря его фантастическим булочкам. Я еще и надеялся, что он случайно проговорится и даст мне ниточку к загадке Роузленда. Но он без труда блокировал мое любопытство, изображая кулинарного аналога рассеянного профессора. Я, однако, не сомневался, что его притворство рано или поздно даст слабину.

В качестве гостя меня радушно встречали на первом этаже особняка: на кухне, в дневной гостиной, в библиотеке, в бильярдной, везде. Мистер Волфлоу и обслуживающий персонал, постоянно проживающий в поместье, изо всех сил стремились показать, что они — обычные люди, которым нечего скрывать, а Роузленд — рай на земле без единого секрета.

Я точно знал, что это не так, благодаря своему дару, интуиции и встроенному детектору лжи… а теперь и потому, что вчерашние предвечерние сумерки на минутку показали мне цель, которая находилась, если сесть на экспресс «Торнадо лайн», через сотню остановок после Страны Оз.

Говоря, что Роузленд — сосредоточение зла, я не подразумеваю, что все обитатели поместья — тоже зло, или хотя бы один из них. Люди здесь жили, конечно, эксцентричные, но эксцентричность, по большей части, сродни добродетели или, по меньше мере, свидетельствует об отсутствии злых намерений.

Дьявол и все его демоны занудны и предсказуемы, потому что бунтуют против истины. Само преступление — в отличие от его разгадки — скучно для утонченного разума, но всегда зачаровывает простаков. Один фильм про Ганнибала Лектера захватывает, но второй вызывает зевоту. Мы любим серийного героя, но серийный злодей быстро надоедает, потому что очень стремится шокировать нас. У добродетели богатое воображение, зло — повторяется.

В Роузленде хранили секреты. Для хранения секретов причин много, и только малая их часть обусловлена злом.

Я устраивался на шезлонге, чтобы дождаться, когда мистер Шилшом включит свет на кухне, и тут ночь заинтриговала меня. Я не говорю — удивила, потому что у меня вошло в привычку ожидать чего угодно.

К югу от террасы широкая дуга ступеней поднималась к круглому фонтану, у которого высились шесть больших ваз эпохи итальянского Ренессанса. За фонтаном еще одна дуга ступеней вела к травяному склону между двумя зелеными изгородями. С другой стороны изгородей журчали водяные каскады, на которые падали тени высоких кипарисов. Вся эта красота вела к очередной террасе на вершине холма, сотней ярдов выше, где стоял украшенный резьбой, без единого окна мавзолей из того же известняка, куб со стороной в сорок футов.

Построили мавзолей в 1922 году, когда закон еще не запрещал захоронения близких на территории собственного поместья. Но в этой великолепной могиле не лежали разлагающиеся трупы. Для урн с прахом предусмотрели ниши в стенах. Там и нашли последнее пристанище Константин Клойс, его жена Марта и их единственный ребенок, который умер молодым.

Внезапно мавзолей начал светиться, будто огромное сооружение построили из стекла, а внутри запульсировала золотистым светом невероятных размеров масляная лампа. Финиковые пальмы, растущие за мавзолеем, отражали это сияние, их ветви превратились в оперенные хвосты фейерверков.

Стая ворон, слишком потрясенных, чтобы каркать, сорвалась с пальм с хлопаньем крыльев. Птицы тут же растаяли в темном небе.

В тревоге я вскочил, как делаю всегда, если здание неожиданно для меня начинает светиться.

Я не помнил, как поднялся по ближайшей дуге ступеней, как миновал фонтан и поднялся по второй дуге. Пришел в себя на пологом травяном склоне, на полпути к мавзолею.

Ранее я посещал эту могилу. Знал, что мавзолей прочностью и толщиной стен не уступает пороховому погребу.

Теперь мавзолей выглядел стеклянной клеткой, в которой жили светящиеся феи.

Хотя этот неестественный свет не сопровождался звуком, возникало ощущение, что распространяющиеся от мавзолея волны давления ударяются об меня, проходят насквозь, будто я испытываю приступ синестезии, ощущаю звук тишины.

Именно эти волны сдернули меня с шезлонга, заставили подниматься сначала по ступеням, потом по траве. Они вихрем проносились сквозь мое тело, и этот водоворот вогнал меня в некое подобие транса. Когда до меня это дошло, я обнаружил, что более не стою на месте, а вновь поднимаюсь по склону. Я воспротивился стремлению подойти к мавзолею… и мне удалось побороть силу, которая тащила меня вперед и вверх. Остановился и более не сдвигался с места.

Однако волны не унимались, наполняли меня желанием обрести что-то мне еще неведомое, ценный приз, который мог бы стать моим, если бы я приблизился к мавзолею, пока этот странный свет лучился через его стены. Но я продолжал сопротивляться силе, тянувшей меня к мавзолею, и она начала слабеть, так же, как свечение.

У меня за спиной раздался строгий мужской голос, заговорил с акцентом, который я не смог определить:

— Я тебя видел…

Изумленный, я резко обернулся и разглядел только пустой склон, уходящий к бурлящему фонтану.