– Николай хитрый, да я тоже не промах. Он, знаешь, что
делает? Говорит: «Удаляюсь в келью на неделю, буду голодать и молиться». Ха, я
первое время верила. На самом деле – спустится в подвал, запрется, потом через
семь дней выходит. Пока его нет, Андрей верховодит, жуткий тип. Потом
догадалась – ход там есть тайный наружу. Ключик подобрала и в его отсутствие
поинтересовалась. Точно, есть. Так что, хочешь жить, бежим, да поторапливайся.
Впрочем, нас не хватятся до его возвращения.
– Куда же ты пойдешь?
– Бабушка у меня есть, живет в Нагорье, никто про нее не
знает, она спрячет.
Я разинула от удивления рот.
– Так ты Светлана Балабанова, внучка Марьи Сергеевны? Как же
так? Людмила говорила, будто тебя похоронили, карточки, где ты в гробу, старухе
показывала! Откуда снимок твоих похорон взялся?
– Боже! – схватилась за голову Света. – Вот дрянь, она одна
про бабулю знала. Здесь такой обряд проходят все. Ложатся в домовину и их
отпевают, вроде как люди с суетным миром прощаются. Жутко на нервы действует. Потом
клеймо в подмышку ставят – и все, назад возврата нет.
Я вздрогнула:
– Больно, наверно!
Света вздохнула:
– Да нет, никаких ощущений. Николай мастер по части всяких
микстур. Мне плошку поднесли, и я ничего не помнила, словно и впрямь
скончалась. А с Шабановой мы учились вместе, она меня и привела в секту, тварь
поганая. Подевалась куда-то, раньше все с Николаем и Нинкой тусовалась, теперь
глаз не кажет.
– Людмила умерла, покончила с собой!
– Господи! – ахнула девушка. – Бежим отсюда скорей!
– Погоди, – остановила я ее, – мне на самом-то деле нужно
найти маленькую девочку, совсем крошку, лет двух, Верочку. Она где-то тут
спрятана.
– Знаю, – ответила Света, – это Надькина племянница, в избе
спит, ее недавно из города Николай привез. Надька его будто бы попросила. А
зачем тебе?
– Веди в детскую, – приказала я.
Мы снова шагнули во двор и вмиг добрались до «детской». Тот
же стол, те же лавки и нары. Только на деревяшках подростки, страшно худые,
просто скелеты, обтянутые кожей. Никто из них даже не пошевелился, когда я
вытащила из-под грязной тряпки спящую Верочку.
Головка девочки моталась на тоненькой шейке, безвольные руки
свисали и покачивались в такт моим шагам. Мы вернулись в теплую, уютную избу
Николая, и я стала разглядывать малышку.
Маленькое, буквально с кулачок, личико. Под закрытыми
глазами синие, почти черные тени, скулы резко выделяются, жидкие волосы
растрепаны, босые ножки покрыты коркой грязи, ручки, больше всего напоминающие
веточки, густо усеяны синяками.
– Ее, что, били? – в ужасе поинтересовалась я у Светы.
– А кто их знает, – равнодушно ответила девушка. – Взрослые
не тронут, а подростки, может быть, я в детскую избу не хожу. Зачем тебе
девчонка?
– Потом объясню, – отмахнулась я, сдергивая со стола большую
скатерть, – показывай тайный ход.
Света пошла в глубь избы, я за ней, держа на руках укутанную
в импровизированное одеяло Верочку. Ребенок казался невесомым, наш английский
мопс Хуч куда тяжелей. И еще беспокоил странный, явно неестественный сон
девочки. Ее вынули из кровати, вытащили на воздух, потом снова внесли в жаркую
избу, тормошили, заворачивали… Любая другая малышка уже принялась бы оглашать
окрестности трубным воплем, но Вера спала, вернее, пребывала в забытьи.
Маленький лобик покрывала испарина, ножки безвольно мотались в воздухе.
Мы миновали несколько комнат и оказались на большой
просторной кухне. Света отперла кладовку, отогнула край линолеума. Под ним
обнаружился люк. Девушка с видимым усилием подняла тяжелую крышку. Внутри сразу
зажегся свет, и я увидела железную лестницу, ведущую вниз.
– Ступай следом, – велела провожатая и исчезла.
Прижимая к себе правой рукой Веру, я полезла следом.
Ход удалялся от лестницы длинным коридором. Света закрыла
люк, но свет продолжал гореть. Кто-то вложил в создание лаза уйму денег.
Глиняный пол отлично утрамбован, стены словно оштукатурены.
В конце тоннеля еще одна лестница. Девушка ловко взобралась
наверх, открыла люк. Электрический свет моментально погас, но в круглое
отверстие полились жидковатые лучи весеннего солнца. Пока мы бегали туда-сюда,
наступил рассвет.
Кряхтя, Света закрыла ход. Он был ловко замаскирован сверху
кучей хвороста. Я пнула ногой ветки, ни одна даже не пошевелилась. Надо же,
приклеены намертво.
– Где машина? – поинтересовалась девушка.
Я растерялась. А и правда, где?
– Не знаю, шли по лесу довольно долго…
– Наверно, вон на тот косогорчик выбрались, – указала Света
на пригорок, где вчера мы с Ниной обозревали сверху деревню.
– Точно.
– Туда идем, тут всего две дороги и есть.
– Откуда знаешь?
Света рассмеялась.
– Ходила много раз. «Отец» смоется, а я по лесу гулять
отправляюсь, все бежать пыталась, только без машины никак. Я ведь почему
решилась к тебе обратиться. Беременная я, три месяца почти. Хочу аборт сделать,
боюсь чудище родить. Вот и металась по округе – вдруг, думаю, кто проедет! А
никого! Тут на много километров никакого жилья, лишь брошенные деревни. Мне
неделю идти, видишь, что с ногами.
И она задрала юбку. Я невольно отшатнулась, все лодыжки
покрыты гноящимися трофическими язвами.
– Что это?
Света пожала плечами:
– Хрен его знает. Сначала маленькая была, потом инфекция
попала, гноиться стала. Трофическая язва – дело тонкое, это я как бывший медик
говорю. Правда, на стоматолога выучилась, но кое-что из общего курса помню.
В этот момент за забором начали раздаваться мерные удары
колокола. От неожиданности я чуть не уронила ребенка.
– Не бойся, – пояснила бывшая сектантка, – подъем бьют, на
работу пора.
– Нас не хватятся?
– Нет, да и некому. Николай с Ниной уехали, а остальным без
разницы, думаю, и не заметили тебя. У них сейчас дел полно – скотину подоить,
свиней покормить, кур выпустить, рассаду готовить. Натуральным хозяйством
живут.