Но Арзо не слышал его слов. Их заглушала удивительная музыка, которую издавали, сплетаясь между собой, нити солнечного моста, и люди Джамалудина были не одни на этой скале. Между уставших бойцов к Арзо шли полупрозрачные девушки в развевающихся одеждах. Одна из них наклонилась над чеченцем, чтобы поцеловать его, и по мере того, как ее лицо наливалось красотой и жизнью, лица людей в камуфляже таяли в синей вышине.
Арзо Хаджиев очнулся спустя две недели в Москве, в госпитале им. Бурденко. У аппарата искусственного дыхания дежурила парочка угрюмых кяфиров с автоматами и майор «Альфы». Арзо с некоторым удивлением узнал, что его брат и три сотни запертых в Куршах моджахедов перешли на сторону русских под гарантию Джамалудина Кемирова, который поклялся, что Арзо сдался его людям и попросил поменять его жизнь на жизнь брата.
Арзо Хаджиев хорошо понимал, почему его бойцы избегли участи, постигшей их братьев три года назад, и что именно двигало Джамалудином, кроме воспоминаний о старой боевой дружбе. Спустя два месяца после перехода Арзо к федералам его пятнадцатилетняя красавица-дочь вышла замуж за Джамалудина Кемирова. Свадьбу отпраздновали очень тихо. От выкупа за невесту Арзо отказался.
Глава шестая,
в которой Хаген не может понять, почему московский проверяющий интересуется покушением на сына президента, не будучи ему родичем; и в которой выясняется, что жить надо так, как будто ты уже умер
На следующий день после того, как случилась история на кладбище, Ташов Алибаев по кличке Центнер снова заехал на рынок в магазинчик мужской одежды.
Он немного побродил по залу, бесцельно перебирая пиджаки и свитера, а потом он подошел к прилавку, за которым в прошлый раз сидела девушка в черном платке. Но на этот раз ее не было, а вместо нее был мальчик лет тринадцати и в инвалидном кресле. Ташов удивился, потому что это было очень необычно для мужчины – торговать на рынке, особенно если этот мужчина – чеченец. А что девушка эта – чеченка, Ташов понял еще тогда.
Ташов поскорее снял с вешалки самый большой свитер, который там висел, и потащил его к прилавку, и когда продавец заворачивал ему покупку, Ташов спросил:
– А где твоя сестра?
– Она бывает тут только по выходным, – ответил мальчик, – в понедельник она улетает на чартере в Турцию, а в пятницу возвращается с товаром. Лучше всех торговля все равно идет в выходные, а остальное время в лавке сижу я.
– А как же ты учишься? – спросил Ташов.
Мальчик вспыхнул и прикрыл рукой книгу, которую он читал, и тут Ташов заметил, что это учебник по какому-то иностранному языку.
– Я учусь не хуже прочих, – с вызовом ответил паренек.
Ташов вышел из магазинчика в сильном смущении.
Надо сказать, что Ташов Алибаев был человек застенчивый вообще, а с девушками – в особенности. Первой причиной тому были огромные размеры Ташова. Как мы уже говорили, в холке Ташов был два метра восемь сантиметров, весил он полтора центнера, и он вечно запинался головой о притолоку, а плечами – о косяк.
Второй причиной была та, что чемпион мира по кикбоксингу в абсолютном весе Ташов Алибаев считал себя ужасно неуклюжим, и, как ни удивительно, имел к этому веские основания.
Ташов, несомненно, был один из самых сильных людей на Земле. В спарринге он легко побеждал и Джамалудина, и Хагена, а два года назад на любительском турнире он отправил в нокаут самого Ниязбека Маликова, и это был первый раз, когда Ниязбека так отделали, потому что было известно, что Ниязбек дерется насмерть. Тогда Маликов не смог сдержать досады. Он пролежал без сознания минут пять, а когда он очнулся и Ташов попросил его стать своим тренером, Ниязбек зло ответил: «Ты мне сначала проиграй».
Однако своими победами Ташов был обязан не столько своей технике и скорости, сколько чудовищному весу и удивительно высокому болевому порогу. В том поединке два года назад он пропустил от Ниязбека не меньше трех ударов, которые уложили бы и быка: со стороны же казалось, что Ниязбек долбится о бетонную стену.
Это знали спортивные комментаторы, знал и сам Ташов. Он тренировался часами, пытаясь увеличить сноровку, но все было напрасно: и Хаген, и Гаджимурад, да что там! – однорукий Арзо Хаджиев был проворней огромного Ташова.
Из-за всего этого Ташов ужасно переживал и боялся даже подойти к девушкам. К тому же забота о больной матери отнимала у него все свободное время.
И вот когда Ташов, зайдя помолиться в подсобку магазинчика, увидел на внутренней стороне двери свою фотографию с кучей медалей, как у пуделя, он был очень тронут, что кто-то может приколоть к стене его фотографию. И ему очень-очень захотелось, чтобы эту фотографию приколола черноглазая чеченка, а не ее брат-инвалид.
Да: красный свитер, купленный в лавке, оказался Ташову безнадежно мал.
* * *
Кирилл так и не поехал в Тленкой.
Он отправился с Зауром на чью-то свадьбу, а оттуда – с его братом на вечерний намаз, в мечеть на перекрестке Амирхана и Маркса. Джамалудин скрылся под украшенной изразцами аркой, а Кирилл остался в джипе. Он хотел было послушать музыку, но на дисках у Джамалудина был только какой-то арабский речитатив.
Кирилл вылез из «Хаммера», прошел вдоль по проспекту Амирхана, и увидел за мечетью Роддом номер один.
Роддом был огорожен черной решеткой в половину человеческого роста, и за решеткой начиналась мощеная серой плиткой площадь. На площади горели круглые газовые фонари, и когда Кирилл остановился у одного фонаря, он заметил, что на нем написано имя. Фонарей было сто семьдесят четыре, точно по числу погибших.
Большая часть здания рухнула; уцелело одно только правое крыло, сгоревшее и накрытое крышей из плексигласа.
Кирилл прошел по площади и вступил внутрь.
Деревянный пол в этом крыле обуглился и был в дырах, а на стенах были щербинки от пуль. Сейчас, через четыре года после бойни, они казались совершенно безобидными, как оспины, оставшиеся на лице после давно прошедшей болезни. На рамы, лишенные стекол, были повязаны разноцветные ленточки.
Кирилл прошел несколько шагов по обугленному коридору, и в конце его увидел старика. То т молился на коврике. Старику было лет сто, не меньше. Он был в папахе и камуфляжной куртке; Кирилл смотрел, как он молится, и в эту секунду Кириллу почудилось, что в этом разрушенном здании, с рамами, повязанными разноцветными ленточками, за спиной старика кто-то стоит, и этот кто-то – Всевышний. Это было невозможно представить, что Роддом номер один был, а Всевышнего – не было.
Старик кончил молиться, встал и увидел Кирилла.
– Салам алейкум, – сказал Кирилл.
Ему почему-то хотелось сказать: «Простите нас», но он сказал: «Салам алейкум».
Старик поглядел на него и спросил:
– Ты мусульманин?
Кирилл помотал головой.
– Если ты не мусульманин, не говори «Салам алейкум». И мне запрещено тебе отвечать: «Ваалейкум ассалам», – сказал старик, поднялся и прошел мимо федерала в кожаном плаще и дорогом галстуке.