Естественное убийство-3. Виноватые - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина

Нигде во всей России, – а я порядочно её изъездил по всем направлениям, – нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве.

А.И. Куприн

В один из дней сентября 1991 года судебно-медицинский эксперт Всеволод Алексеевич Северный был вызван на труп молодого мужчины, обнаруженный в полуразрушенной хибаре одной из подмосковных деревенек. Причина смерти по тем временам была крайне заурядная – огнестрел. Следователь, не удовлетворившись полученным протоколом вскрытия, вызвал Северного в затрапезную рюмочную поговорить.

– Что думаешь? – между второй и третьей вскользь, что свидетельствовало о серьёзной озабоченности, кинул следователь.

– Ничего, кроме того, что уже написал в заключении.

– Ну а… – замялся тот на секунду. – Дополнительные соображения?

– Какие дополнительные соображения могут быть у судмедэксперта?

– Ну не прибедняйся, не прибедняйся! – заскрипел следователь.

– Ну если не прибедняться, то… – Северный прищурился и, минуту помолчав, сказал: – Юра Паратино вот каков: это невысокий, крепкий, просоленный и просмолённый грек, лет сорока. У него бычачья шея, тёмный цвет лица, курчавые чёрные волосы, усы, бритый подбородок квадратной формы с животным угибом посередине – подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости, тонкие, твёрдые, энергично опускающиеся углами вниз губы.

– Какой ещё Юра Паратино?! Ты что, знаешь личность покойного?! – Следователь стал похож на борзую, почуявшую зайца.

– Нет, с «личностью покойного» я не знаком. Я процитировал тебе отрывок из повести Куприна «Листригоны». Уж очень похож покойный на Юру Паратино. С той только разницей, что наш клиент помоложе будет. Лет тридцати, плюс-минус год-другой.

– Тьфу на тебя, цитатник Мао Цзэдуна! Библиофил хренов! – тут же утратил гоночный интерес следак. – Меня очередной висяк к земле ближе гнуть будет, а он тут Куприна цитирует, – беззлобно пробурчал следователь, налил по четвёртой и, тяжело вздохнув, торжественно провозгласил: – Ну, за всё живое!

Ни малейших возражений против такого тоста Северный не имел и, чокнувшись с приятелем, выпил до дна.

Между пятой и шестой Всеволод Алексеевич узнал, что «личность покойного» так и не установлена, несмотря на все принятые положенные меры. Что домишко, где труп обнаружен местными детишками, играющими в казаков-разбойников, никому не принадлежит, потому как владеющий им дедок года два как помер, хотя БТИ не в курсе, – наследники не объявились. Никаких «базовых» отпечатков пальцев, никаких улик, вообще ничего. Труп был в новёхоньком костюме с девственно чистыми карманами, в новой рубашке, в новых носках и в новых ботинках – всё безликое и приобретённое, скорее всего, где-нибудь на рынке, причём турецком. После седьмой следак начал жаловаться на всё то, на что все мужики имеют обыкновение плакаться друг другу после седьмой, – на нищету, на начальство, на партию и правительство вкупе с текущей политэкономической обстановкой, а также на жену-недотёпу и детей-оглоедов. И возможно, стёрся бы навсегда из памяти Всеволода Алексеевича Северного неопознанный «висячий» труп, как стирались сотни других, если бы не Александр Иванович Куприн со своим Юрой Паратино.

Маргарита Павловна была совсем непохожа на свою тёзку из «Покровских ворот». Характер не такой, чтобы «полком командовать», да и ума не «выдающегося». Напротив, нрав – хоть к ране прикладывай. А умственные способности, как она сама считала, очень средненькие, если не сказать хуже; в школе с тройки на тройку с минусом еле перебивалась, и те ставили лишь потому, что она никогда никому не доставляла никаких хлопот. Прилежная. Но способностей никаких. Совсем никаких. Ни способностей, ни стремлений. Да и прилежание не ученическое, не честолюбиво-упорное, а из серии «всем угодить». Без подобострастия, без хитрости, без далеко идущих планов. Свойство натуры такое было у девочки Маргариты – всем угодить: родителям, что назвали столь двусмысленным именем, из претенциозной Марго моментально обращающимся в простонародную Риту; учителям, завучу, директору, школьной техничке и одноклассникам, дворнику и продавщице гастронома. Девочка Марго-Рита очень удивилась бы, узнай она, что со всеми общалась «по горизонтали», как именуют уважительное, ровное и спокойное общение, без подобострастия или высокомерия в зависимости от положения в табели о рангах – растиражированного новомодного пособия по приобретению аристократизма для «новых денег», менеджеров и скучающих от безделья престарелых девиц.

Марго-Рита не обижалась на пакости, не таила зла. И была готова прийти на помощь вчерашнему обидчику, плюнувшему в её стакан компота, несправедливо полагая, что плюнул хулиган туда не по гнилой своей гопнической природе, а случайно и незлонамеренно. Вчера плюнул, а сегодня палец занозил, выдирая штакетину из забора, значит, занозу ему надо помочь вынуть. А что завтра он в клочья изрежет Марго-Рите её единственное пальтишко, перешитое из старого маминого лапсердака, и утащит из кармана мелочь – ну так то будет завтра. Сегодня ему плохо – и нужна помощь. А в помощи нуждающемуся отказывает только очень плохой человек.

Девочка и понятия не имела, что она – хороший человек. Но если главной красотке класса, три дня тому обсмеявшей Марго-Риту за её затасканные старые боты, сегодня нужно фигурной гладью заштопать прожжённую в фартуке дыру – она заштопает. Потому что главную красотку сперва соцприслужница, а затем и мама с бабушкой заругают. И совершенно неважно, что о благородном поступке Марго-Риты главная красотка завтра же забудет и подвергнет несчастную троечницу очередному осмеянию. Маргариту Павловну с детства отличало какое-то изначальное, не привнесённое, не индуцированное никакими религиозными институтами смирение. Впрочем, она и слова-то такого не знала – смирение. А религия – опиум для народа. Это всем детям великой страны под названием СССР было отлично известно.

Странным идиопатическим смирением Марго-Риты пользовались все. Даже не замечая, что пользуются. «Ритка! Я штаны изгваздал, мамка заругает!» – кричал старший брат. И Ритка без второго слова стирала, потому что как иначе? «Ритуля, погладь мне блузку!» – командовала старшая сестра. И Ритуля гладила. «Марго! Почему полы не надраены?!» – гудел отец. И Марго скоблила и надраивала. «Маргарита! Перемой бутыли!» – кидала мама. И девочка без второго слова перемывала тридцать бутылей для закрутки яблочного компота, впрок натаскав из колодца воды. Как-то так сложилось, что самая младшая из троих детей, Марго-Рита была по определению ответственной за всё. И никто не считал это из ряда вон выходящим или неправильным. Старший на три года брат Петька был «спортсмен и талант». Старшая на полтора года сестра Светка – «умница и красавица». И только Марго-Рита была просто Риткой. Безмолвно любившей отца, прошедшего всю войну и умудрившегося выжить в штрафбате. Иногда он выпивал и даже некрепко побивал маму, ну да ему всё прощалось. Бессловесно жалевшей работающую на трёх работах не слишком нежную и ласковую маму. И благоговейно обожающей «спортсмена и таланта» Петю и «умницу и красавицу» Свету. Ритку же никто не замечал, как не замечают люди тротуар, спеша по своим ежедневным делам.