— Тому есть несколько причин, мой господин. Во-первых, князь
утверждает, что больше никогда не женится, и, соответственно, детей у него не
будет. Он сообщил мне, что объявит своим наследником маленького племянника
Малика-ибн-Ахмеда. Я не считаю, что это подходящее решение — это не на пользу
Калифату. Ведь семейство ибн-Малик — исконные наследники правителей умайядов с
мощной династической традицией. Этому роду уже более двухсот лет! А дед и бабка
Малика-ибн-Ахмеда, которые сейчас занимаются его воспитанием, хоть и хорошие
люди, но — увы — не имеют отношения к династии. Мальчик не сможет потом стать
добрым правителем. Когда же я напрямик спросил Карима, почему он не желает
вновь жениться, он был со мною предельно честен. Сказал, что страстно любил
когда-то, но не смог соединиться с избранницей своего сердца. Добавил, что на
собственном опыте понял, что брак без любви — проклятие. Я думаю, что Зейнаб и
есть та самая женщина, которую он полюбил раз и на всю жизнь. И склонен
полагать, что она отвечает ему взаимностью.
— Она однажды обмолвилась мне, что любила кого-то прежде,
чем стала моей… — калиф призадумался. — А скажи-ка мне, Хасдай, что заставляет
тебя предположить, что Зейнаб любит именно князя Малики?
— Но, мой господин, кто же это еще мог быть? На родине у нее
не осталось возлюбленного. К тому времени, как она попала к торговцу Доналу
Раю, она дважды была изнасилована сущими ублюдками. Затем Донал Рай поручил ее
заботам Учителя Страсти, дабы вышколить наилучшим образом для тебя, мой
повелитель. Думаю, тогда они и полюбили друг друга, но ни один из них не повел
себя бесчестно! У нас, евреев, есть поговорка, мой господин: «Человек
предполагает, а Бог располагает». Карим-аль-Малика обучал Зейнаб так, как велел
ему его долг. Затем он привез ее тебе, как и было ему приказано, но, полагаю я,
сердце его разрывалось на части, когда он отдавал ее… Зейнаб же прекрасно
понимала, чем обязана она Доналу Раю — ведь он предоставил ей возможность
сделать блестящую карьеру, а мог ведь продать какому-нибудь придурку с толстой
мошной… Как очень умная женщина, Зейнаб положила конец тому, у чего не было
будущего, но глубоко в ее сердце еще живет любовь к Кариму-аль-Малике. Теперь
же, мой господин, они оба глубоко ранены — Судьба обошлась с ними безжалостно.
Зейнаб сознательно не желает жить. Если мы ничего не предпримем, она в конце
концов умрет. Мы оба — и ты, и я — многое от нее получили… Полагаю, мы с тобою
в долгу перед нею, а расплатиться можем, лишь послав ее князю в качестве
невесты.
— Я любил ее когда-то… — сказал калиф. — и думал, что она
будет со мною до смертного моего часа. Она дала мне счастье… Не просто
физическое наслаждение, а именно счастье, просто одним своим существованием.
Любишь ли ты ее, Хасдай?
— Не так, как ты ее любил, мой господин, — отвечал калифу
Нази. — Для такой любви нет места в моей жизни. Если бы такое стряслось со
мною, я женился бы и народил кучу потомков дома ибн-Шапрут на радость моему
отцу… Но лишь две всепожирающих страсти владеют мною — это наука, а еще
преданная служба тебе, мой государь. Зейнаб же — близкий и дорогой мой друг.
Она одарила меня величайшим телесным блаженством. Я не знал никого подобного
ей… Если она исчезнет из моей жизни, я стану тосковать, но быстро утешусь,
занявшись каким-нибудь государственным делом. При этом я буду уверен, что она
уехала к человеку, который будет боготворить ее, которому народит она детей…
Она слишком умна, чтобы сидеть сложа руки. Ей необходим муж, которому она будет
доброй подругой и советчицей, и малыши, да не один…
— Тогда отошли ее Кариму-аль-Малике, — спокойно сказал
калиф.
— Нет, господин. Я лишь подарю ей свободу. Но отослать ее к
князю должен ты. Карим-аль-Малика не посмеет отказаться от невесты, посланной
ему самим Абдаль-Рахманом. Позволь мне лишь составить от твоего имени письмо
князю. Я напишу, что, следуя моим рекомендациям, ты посылаешь ему достойнейшую
невесту, дабы династия ибн-Маликов, основателей Малики, не прервалась, и во
славу всех умайядов.., ну, что-нибудь в этом роде… — Хасдай усмехнулся. — Князь
будет в полнейшей растерянности, пока не поймет, кого ты ему прислал!
— Отпиши ему также, — ответил калиф, — что, к женщине этой
следует относиться с величайшим почтением и добротою, что она в случае чего мне
пожалуется… — он улыбнулся. — Ты должен дать за нею достойное приданое — ведь
на данный момент женщина принадлежит тебе.
Нази понимающе улыбнулся своему владыке:
— У нее будет приданое, достойное принцессы! — пообещал он.
Нази вполне мог позволить себе такую щедрость. Он был весьма
и весьма состоятелен, а Абд-аль-Рахман будет великодушен к преданному своему
слуге… Он ничего на этом не потеряет, а, напротив, многое выиграет, выказав
щедрость.
Уладив дело с калифом, Хасдай-ибн-Шапрут тотчас же принялся
воплощать свой замысел в жизнь. Нельзя было попусту терять времени. Письмо было
спешно составлено, калиф поставил свою подпись, а утром следующего дня в
Алькасабу Малику уже мчался гонец…
Тотчас же люди Нази принялись прочесывать невольничьи рынки
Аль-Андалус. Через пару дней отыскалась-таки девушка, по всей вероятности,
родом из Аллоа. Она спешно препровождена была в дом Зейнаб.
Хасдай пробудил Рабыню Страсти от ее летаргического сна:
— Я нашел для тебя прислужницу, которую ты просила, моя
дорогая, по, поскольку она говорит на языке, которого ни один из здешних людей
не понимает, уверенности у меня нет… Поговори с нею, может быть, ты сможешь с
нею объясниться. Если она тебе подойдет, я тотчас же уплачу за нее.
Зейнаб посмотрела на девушку. Не красавица — веснушчатая, с
волосами морковного цвета, но с умными, хотя и несколько испуганными янтарными
глазами. Как оказалось здесь это бедное создание? Зейнаб вспомнила, как сама
впервые очутилась в Аль-Андалус, и в сердце ее шевельнулась жалость.
— Ты родом из Аллоа, моя милая? — спросила она девушку.
Глаза рыжей невольницы расширились.
— Благословен ты, Боже Всемогущий, и ты, Пресвятая Дева! —
воскликнула она и рухнула к ногам Зейнаб. — Да, леди! Да, я из Аллоа! Но как ты
об этом узнала? Твое наречие не вполне схоже с моим, но я понимаю тебя,
прекрасно понимаю! И могу надеяться, что ты тоже понимаешь меня. Ты будто
северянка…
— Когда-то я звалась Риган Мак-Дуфф, — сказала Зейнаб. — Вот
этот влиятельный господин, мой хозяин, хочет купить тебя мне в прислужницы.
Теперь имя мое Зейнаб — и я Рабыня Страсти. А как тебя зовут, милая?
— Маргарет, леди. А другого.., другого имени у меня нет.
— Отныне ты должна откликаться на имя Раби, моя милая, —
объявила ей Зейнаб. — И ты должна овладеть языком, на котором все говорят
здесь, хотя мы с тобою будем каждый день говорить на родном наречии.
Замечательно, когда есть возможность переговорить тайно, будучи уверенными, что
никто нас не поймет. Со мною тебе будет покойно, маленькая Раби. Я добрая
хозяйка.