— Двадцать два года я жила ради тебя, а
потом еще и ради наших детей. С тобой я знала только счастье и ни разу не
слышала от тебя ни одного недоброго слова. Но память о том, что та женщина
сделала со мной, жила во мне, хотя именно благодаря ее предательству я нашла
свою судьбу и свое счастье. Так или иначе ей нельзя было простить то, что она
посмела поднять руку на дочь императора Китая. Мой род у себя столь же славен,
как и твой у нас в Турции. Скажи, разве ты не поступил бы на моем месте точно
так же?
Селим обнял ее одной рукой, притянул к себе и
нежно поцеловал.
— Да, моя тигрица, на твоем месте я
поступил бы точно так же. Но теперь твоя душа, надеюсь, очищена от бесов
ненависти?
— Не до конца, мой господин, но тех
немногих, что еще остались, я изгоню сама.
— Что ж, оставляю тебя для этого. —
Он повернулся и ушел по вымощенной плиткой галерее.
Сайра во время их разговора тихо стояла в
тени. Теперь Зулейка подошла к ней и спросила:
— Ты пойдешь со мной? То, что мы увидим,
может быть ужасно, но я должна знать, что Шаннез окончательно унижена и
раздавлена, иначе не успокоюсь.
Сайра согласно кивнула. Они прошли по
нескольким коридорам, спустились вниз по лестнице и наконец дошли до маленькой
дверки, которая вела на конюший двор дворца персидского шаха. Там квартировал
уборщик султанских конюшен Абу. Только они вышли во двор, как до их слуха
донеслись крики. Зулейка мрачно усмехнулась.
— Сюда, — сказала она, и Сайра
последовала за ней через открытый двор к маленькой, почти незаметной лесенке в
стене конюшни. — Наверх, — сказала Зулейка, поднимаясь на плоскую
крышу постройки.
Женщины отыскали в крыше небольшое отверстие,
легли, и им открылось то, что происходило сейчас в конюшне.
Сайра широко раскрыла глаза, ее охватила
дрожь. Нагая Шаннез лежала на грязном одеяле. Ноги и руки ее были широко
разведены и привязаны кожаными ремнями к колышкам, воткнутым в пол конюшни. Над
ней стоял Абу. Он уже сделал свое дело и встряхивал набедренную повязку, чтобы
вновь надеть ее.
— Какой большой жезл для такого
коротышки, — вполголоса заметила Зулейка.
Наклонившись, Абу развязал женщину и швырнул
ей ее шелковый халат, который был уже сильно запачкан.
— Я голоден, ступай найди мне еды. —
И он подкрепил свое распоряжение сильным пинком.
Шаннез с трудом поднялась на ноги, запахнулась
халатом и, изрыгая проклятия в адрес своего мучителя, бросилась вон из конюшни.
Сайра и Зулейка поднялись, отошли к краю крыши и вновь увидели "Шаннез,
которая в нерешительности остановилась посередине двора. Вдруг взгляд ее упал
на огромную бочку с водой, и она бросилась к ней. Но тут из тени неожиданно
появился турецкий солдат:
— Стой, женщина! Куда ты отправилась?
Шаннез не сразу нашлась с ответом:
— За едой для уборщика конюшни.
— И где ты думала ее найти? В бочке с
водой? Пойдем, я покажу тебе.
— Я сама найду дорогу.
— Нет, я покажу тебе. Таков приказ
Зулейки-кадины. Я буду все время находиться при тебе. — Шаннез с ненавистью
и потрясением уставилась на него, а солдат продолжал:
— А ты красива. Может быть, мы с тобой
где-нибудь задержимся, а?
Плотоядно ухмыляясь, он стал надвигаться на
нее.
— Не подходи ко мне! — истерически
взвизгнула Шаннез.
В это время в дверях конюшни показался Абу:
— Что за шум? Где мой ужин, ты, ленивая
подстилка?
— Привет, Абу, — сказал
солдат. — Кто эта женщина и как тебе, уродцу, повезло наложить на нее свои
грязные лапы?
— Она была фавориткой самого шаха, —
гордо ответил уборщик. — Султан подарил мне свободу и эту женщину в
качестве моей личной рабыни.
— Клянусь бородой Пророка! —
воскликнул солдат. — Султан разбазаривает добро! — Он задумался на
минуту, а потом сказал:
— Послушай, Абу, хочешь немного
подзаработать? Теперь, когда ты стал свободным человеком, тебе нужно подумать о
будущем.
— А что от меня потребуется?
Солдат отошел с ним в сторонку и что-то
зашептал на ухо.
— Да я-то, пожалуйста, только учтите, что
она только и делает, что орет и лягается. Мне даже пришлось привязывать ее
кожаными ремнями.
— Так она у тебя с характером? Это еще
лучше. Погоди-ка, я схожу за товарищами.
Не прошло и минуты, как он вернулся с пятью
другими солдатами. Каждый из них вложил в руку уборщика конюшни по маленькому
кошельку. Абу повернулся к Шаннез:
— Возвращайся на конюшню.
— Но твоя еда… — начала было она, но тут
все поняла и стала дико озираться в поисках пути спасения. Его не было.
— Я сам за ней схожу. Возвращайся, я
сказал! Шаннез попыталась было бежать, но солдаты со смехом поймали ее и
потащили на конюшню. Абу тем временем ушел.
Две женщины постояли на крыше еще с минуту.
Снизу до них доносились душераздирающие крики. Наконец Зулейка проговорила:
— Пойдем, теперь я удовлетворена. Они
молча спустились во двор, пересекли его и скрылись за маленькой дверкой,
оставив позади терзаемую и униженную Шаннез. С тех нор Зулейка-кадина больше не
вспоминала о своем прошлом.
Глава 31
Султан вернулся в Константинополь вместе с
караваном в восемьсот пятьдесят верблюдов и пятьсот ослов, нагруженных золотом,
серебром, драгоценными камнями и прочим добром.
Кроме того, он пригнал вместе с собой свыше
десяти тысяч рабов. Границы Османской империи раздвинулись за счет
присоединения к ней Диарбакыра и Курдистана. Персидская кампания закончилась
весьма успешно.
Перед возвращением домой Селим распорядился
умертвить сорок тысяч шиитов, которые отказались вернуться в лоно истинного
ислама. Молодой персидский шах был настолько подавлен случившимся, что с тех
пор никто и никогда не видел на его лице улыбки.
Турки зазимовали в Тебризе. Присоединение к
Османской империи персидских земель официально состоялось весной 1515 года, а
ранней осенью великая армия со своим предводителем вернулась домой.
Кадины султана после кампании заключили между
собой уговор никогда больше не сопровождать своего господина в его военных
походах. Они соскучились по Константинополю, по Фирузи и Сарине, но больше
всего по своим детям. Трое сыновей Селима уже погибли, и женщины поняли, что
отныне семья для них важнее всего.
На какое-то время султан стал прежним, веселым
и деятельным. Строительство сокровищницы, затеянное еще его дедом Мухаммедом
Завоевателем, наконец закончилось, и она готова была принять в свои недра
богатства, которые Селим привез из Персии. Золото уложили в металлические
сундуки и спрятали в подвале. Драгоценности разложили по комнатам сокровищницы.
Серебро пошло на покрытие расходов от военной кампании и на нужды дворца. После
этого была составлена опись всей привезенной добычи, и дверь сокровищницы была
запечатана личной печатью султана Селима I.