— Как он? — Я киваю в сторону ящика в кузове.
— Наша Анна — просто доктор Дулиттл
[64]
. Знаешь, она ведь поначалу хотела ветеринаром стать, а только потом в мадам Карри подалась.
Он так и говорит, «карри», словно о приправе, и сколько бы я его ни поправляла — Кюри, как химический элемент кюрий, названный в честь мадам Кюри, — все бесполезно.
— Я вот что тебе скажу. Хорошо, что тепло в доме отключали не больше чем на пять-шесть часов. У таких собак шерсти не больше, чем у меня. Закопался бедолага под тряпье на лежбище Филдинга, но все равно продрог. Трясся, как будто у него припадок. Понятно, перепугался до усрачки. Копы, фэбээровцы, все лезут, да еще в полном боевом облачении. К тому же, говорят, борзые не любят, когда их одних оставляют. У них это… как оно… синдром разлуки.
Он открывает ячейку и, даже не спрашивая про размер, подает мне сапоги.
— Откуда ты знаешь, что там было лежбище Джека?
— Там повсюду его дерьмо. Чье ж еще?
— Нам нужно точно все знать, — снова повторяю я. — Здесь его никто не видел и не слышал, соседей нет. Ты уверен, что он был здесь совсем один? Уверен, что ему никто не помогал?
— Кто? Кто, черт возьми, мог ему помогать вытворять такое? — Марино смотрит на меня, и я вижу по его крупному лицу, о чем он думает. Что я, когда речь заходит о Филдинге, не могу рассуждать здраво. И скорее всего, это понимает не только Марино.
— Исключать ничего нельзя, — отвечаю я и снова спрашиваю, как собака.
— В порядке. Анна его покормила. Принесла цыпленка с рисом из той греческой забегаловки на Бельмонте, постельку устроила поудобнее, обогрев включила. Там сейчас как в духовке. Ему там лучше, чем нам здесь. Хочешь познакомиться?
Марино передает нам толстые резиновые перчатки и одноразовые нитриловые. Бентон дует на пальцы, продолжая писать и читать сообщения. Наш с Марино разговор его, похоже, не интересует.
— Сначала займемся делом, — отвечаю я, чувствуя, что не смогу смотреть на брошенного пса, оставленного в темном, пустом, холодном доме, запертого здесь человеком, который убил его хозяина. По крайней мере, согласно общепринятой версии.
— Все как обычно. — Марино дает нам по ярко-желтой каске. — Вот туда, где те пластиковые лохани. — Он указывает на хлипкую дверь коттеджа. — За периметр выходить не стоит.
Рядом с тремя наполненными водой ванночками стоит бутылка с посудомоечной жидкостью и с десяток пар обуви, среди которых я узнаю армейские ботинки мужского размера. Ясно, что в группе работающих здесь следователей есть и кто-то из военных. Может быть, сам Бриггс.
Марино, наклонившись, проверяет дисплей вспомогательной силовой установки, потом спускается по металлическим ступенькам. Снег искрится, обледенелые голые деревья будто остекленели. Свисающие с веток длинные и острые сосульки напоминают гвозди и копья.
— Так что одевайся-ка поскорее, — торопит Марино, потому что Бентон уже уходит, по-прежнему занятый своим айфоном. Он совсем не обращает на нас внимания.
Мы с Марино направляемся к коттеджу. Идем медленно и осторожно, стараясь не поскользнуться. Повсюду мусор и грязь, убрать которые Филдинг так и не удосужился.
— Обувь оставь здесь, — говорит Марино, — а если куда надо, то лучше отойти в сторонку. Главное, сапоги сполоснуть. Дерьма тут хватает, так что растаскивать его не стоит. Что именно за дерьмо, точно пока не знаем, я к тому, что всякое может быть. Говорят, вирус СПИДа после смерти долго не живет, но на себе проверять не стоит.
— Что тут творилось? — Я разворачиваю защитный костюм, и ветер норовит вырвать его у меня из рук.
— Творилось такое, что боже упаси! Тебе точно не понравится. Да ведь оно тебя и не касается. — Марино сует свои большие замерзшие руки в фиолетовые перчатки.
— Я буду делать все, что полагается в таких случаях.
— Если захочешь к чему-то прикоснуться, то не забудь надеть толстые резиновые перчатки.
Так и хочется сказать ему что-нибудь резкое, напомнить, что я приехала сюда не только спектакль смотреть. Разумеется, я буду прикасаться ко всему, что вызовет мой интерес, а перед Марино отчитываться не собираюсь. Да, никто не хочет, чтобы я оказалась виноватой в том самом, в чем миссис Донахью обвинила Филдинга. И мне конфликтовать тоже не хочется. К тому же я в общем-то и не должна осматривать того, кто был моим подчиненным и с кем, если верить слухам, у меня когда-то был секс.
Непонятно только одно, почему мне все безразлично. Осталась лишь жалость к одинокому псу по кличке Сок, который спит сейчас на полотенцах в ящике нашего служебного фургона. Видеть пса я сейчас не хочу — боюсь, что сломаюсь. Что будет с ним дальше? В собачий приют отдавать точно нельзя. Я этого не допущу. Лучше всего было бы, если бы собаку забрал Лайам Зальц, но он живет в Англии, а доставить туда собаку можно только в грузовом отсеке самолета, чего я тоже не допущу. Бедное животное и без того натерпелось.
— Ты только поосторожней, — не умолкает Марино, как будто я какой-то новичок и не соображаю, что здесь происходит. — И чтоб знала, у нас тут мини-вэн бегает.
Знаю. Я сама об этом распорядилась. Бентон возвращается к машине, разговаривая на ходу по телефону. Обо мне он как будто забыл. Будто я здесь лишняя, посторонняя. Никому не помогаю, никого не интересую.
— Почти безостановочно. Тридцать или сорок образцов ДНК уже в работе, многие еще не оттаяли…
Я наклоняюсь и развязываю шнурки.
— Анна носится как черт. Вот уж не знал, что она такая лихачка. Думал, водит как старушка, но она такое на льду выписывала! Это что-то! — продолжает Марино. — Да и все тут пашут, как помощники Санты. Генерал говорит, что может вызвать подкрепление из Довера. Ты уже знаешь?
Я ничего не знаю и ничего не хочу. Я думаю только о том, что мне необходимо оценить ситуацию и самостоятельно принять решение.
— Это не твоя проблема, — говорю я Марино, развязывая другой шнурок. — Сама справлюсь.
— Лаборатория идентификации была бы не лишней. — Он произносит это как-то странно, и я бросаю взгляд на армейские ботинки возле ванночек с водой.
То, что Бриггс здесь, настроения не добавляет. К тому же он вполне мог прилететь из Довера не один.
— Кто с ним еще? — спрашиваю я, прислоняясь для равновесия к блочной стене. — Рокман или Прюитт?
— Полковник Прюитт.
Еще один армейский. Прюитт — директор лаборатории идентификации Вооруженных сил.
— Они прилетели вместе, — добавляет Марино.