– Нуца, я хочу еще тебя попросить…
– Слушаю.
– Мы завтра улетаем. А послезавтра может…
– Что? Может налететь ураган?
– Откуда ты знаешь?
– По выражению лица. Не бойся, я ему не проболтаюсь,
где ты. Скажи, а Эличка в курсе?
– Нет. Она же тогда его не видела, и вообще… Она не
поняла бы…
– Да нет, она так тебя обожает… Но ты же знаешь, я
ничего никому не скажу. А ты-то хочешь его видеть?
– Нет. Только-только с Данькой наладилось… Нет!
– Ну и слава богу. Только предупреди Володю, а то он
может проболтаться. Хотя… Ну не полетит же он на Майорку? Хотя может… Такой
может…
– Не дай Бог!
– Мне так грустно без Тошки, что я, пожалуй, даже рада
этим дневникам. Впрочем, посмотрим.
Утром Володя отвез Марго с мужем в аэропорт.
Тошка стояла у окна, за которым плескался Тихий океан. За
неделю она устала от впечатлений. Сегодня жена отца возила ее в Пасадену в
какой-то ботанический сад, Тошка мало что запомнила из объяснений Энни, но сад
был клевейший. Кактусы в два человеческих роста, японский садик, немыслимое
количество цветов и пруды, кишащие дивной красоты красными и черными рыбами…
Тошка просматривала снимки в цифровом аппарате и думала: вот Эличка будет
языком цокать! Ей вдруг так захотелось домой, к теткам, к маме, к Таське. Хотя
мама сейчас на Майорке с Даниилом Аркадьевичем. Конечно, дом у отца – супер! И
жена славная, но все равно они чужие… Первый раз я без родных уехала… Но зато
точно поняла – учиться тут я не буду! Не могу я без своих… А как там они без
меня? На дачу особо не позвонишь, слышно плохо, да и неохота чужие бабки
тратить… Она решила послать Таське письмо по электронной почте. «Таська,
привет! Завтра с Энни летим в Сан-Франциско. А Голливуд хваленый такая срань!
Другого слова не подберу… Ходили с отцом на студию Юниверсэл, смотрели всякие
киношные чудеса, ничего, прикольно, но для сопливых. Потом с Энни по Родео-драйв
прогулялись. Тоска! Чистенько, красивенько, ни души кругом, в бутиках никого,
цены – жуть, словом, тоска. Правда, потом поехали в какую-то Плазу, забыла
название, там клево… У нас это называется Торговый центр. Целый городок, с
кафешками, магазинами, киношками, обедали в китайском ресторане, ничего,
довольно вкусно, но с Эличкиной стряпней не сравнить. В Сан-Франциско пробудем
три дня, остановимся в отеле и будем гонять по окрестностям. Папашка все
твердит, что две недели для Америки смешной срок и что на Рождественские
каникулы я должна прилететь к нему опять, но уже в Нью-Йорк. В принципе можно,
обещает сводить на Бродвей и вообще… Обещает много. Он ничего, только меня
побаивается, смех да и только. Ох, надо уже спать. Завтра рано подниматься. Пока».
Наверно, больше всех я скучаю по Нуце, подумала Тошка. Я
привыкла с ней обсуждать все важное, все впечатления… И вдруг странная мысль
поразила ее. В дневниках деда ей не встретилось ни одного упоминания о Нуцико!
Ни одного! И что же это значит? Только одно: таинственная Н. – это и есть
Нуцико! Ни фига себе! Родная сестра бабушки… Обалдеть можно! Н. жила в Тбилиси,
не давала деду спуску… Буря чувств! Но, похоже, никто ничего не знал и не
знает. Ну конечно, я же недавно спрашивала ее, почему она замуж не вышла… А она
сказала, что у нее была какая-то безумная любовь, но тот человек не мог на ней
жениться… Ясное дело, не мог дед бросить жену и жениться на ее родной сестре.
Да и сама Нуцико на такое никогда бы не пошла. С ума сойти, какие бездны
открываются… И ведь если бы дед не вел дневник или по крайней мере сжег бы его,
никто и никогда ничего не узнал бы. Но если я догадалась, то и другие
догадаются как нечего делать. А это нельзя… И маме не нужно этого знать, совсем
не нужно… Вдруг она станет хуже относиться к Нуцико? А Нуцико ведь уже старая.
И вот почему она, уехав из Тбилиси, сначала подалась во Францию… Чтобы не жить
с дедом под одной крышей… А когда вернулась, дед уже практически жил отдельно,
то есть в основном за границей… Вернусь, обязательно спрошу Нуцико… Интересно,
что она скажет? Или не надо припирать ее к стенке? Конечно, не надо! Еще умрет,
чего доброго… Нет, я люблю ее и ничего ей не скажу… И никому не скажу… А
дневники эти чертовы сожгу. И пусть мне влетит, а влетит мне так, как никогда еще
не влетало, но я стерплю. Не надо, не надо копаться в семейных тайнах.
Любопытство сгубило кошку. Нет, любопытство сгубило Тошку! А дед ведь испортил
жизнь Нуцико… и хоть бы хны. Всякие там буквы у него не переводились. То О., то
М., то А… А бедная Н. терпела все это. Что-то дедушка нравится мне все меньше и
меньше… А это, наверное, нехорошо. Никогда не буду вести дневников. Зачем,
зачем он это делал? Или на старости лет ему в кайф было их перечитывать и
вспоминать весь свой кобелиный алфавит? Или, как это еще называется,
«донжуанский список». Фу, противно. Решено, я сожгу на фиг эти записи, ничего
там ценного нет, одно только самокопание, комплексы и блядство. В огонь! В
огонь! В огонь! Это будет воистину очищающий огонь! Мама там что-то насчет
биографов говорила, нельзя чужих людей к этому даже близко подпускать… Ни в
коем случае!
Марго наслаждалась жизнью. Первые двое суток они с Даней
только купались, ели и спали. Но на третий день, когда она утром вышла из
ванной, Даня, еще валявшийся в постели, воскликнул:
– Маргоша, у тебя сегодня уже совсем другой вид.
– Мне тоже так показалось. Я и чувствую себя совсем
по-другому.
– А тебе не жарко в махровом халате? Быстро снимай его
и иди ко мне.
– Данька! – засмеялась Марго.
– Я уж сорок три года Данька, иди ко мне! Я мечтаю
выполнить свои супружеские обязанности.
– Ах обязанности?
– Марго, ты такая красивая и так загорела… Не мучай
меня. И разве плохо начать день с любви?
Марго засмеялась особенным смехом, всегда сводившим его с
ума, и скинула халат.
Все свои мобильники Марго отключила. Родным и Татьяне в
случае чего велено было звонить на один из двух Даниных. По крайней мере
никаких дурацких эсэмэсок, и никакого Вольника. Я вне зоны досягаемости, мне
хорошо, мне так хорошо тут у теплого синего моря с моим мужем. А Вольник…
Наверное взбесился, не застав меня… Ну и Бог с ним. Он тогда здорово мне помог,
но я ведь с ним расплатилась… Она вспоминала о нем уже без дрожи. Я же Даньку
люблю, он близкий, родной, понятный, с ним хорошо, и в сексуальном смысле тоже.
Да, секс с Вольником меня потряс, но это было в экстремальной ситуации…
Надеюсь, мое отсутствие и телефонная недоступность достаточно красноречиво
дадут ему понять, что между нами все кончено. Я люблю Даньку, и вся семья моя
его любит, а это так важно…
– Да, Марго, после Эличкиных завтраков эта европейская
шамовка как-то не хиляет… А сосиски просто гнусные. Помнишь шутку брежневских
времен: что на языке Леонида Ильича значило «сосиски сраные»?