Сильно трясло. Артем робко открыл глаз, и тут же закрыл,
решив, что все-таки, наверное, пришлось преждевременно скончаться, и загробная
жизнь уже началась. Над ним склонилось существо, несколько похожее на человека,
но такого необычного, что в пору было припомнить выкладки Хана насчет того, куда
попадает душа, отделившись от бренного тела. Кожа его была матово-желтого
цвета, это было видно даже в свете фонаря, а вместо глаз были узкие щелки,
словно скульптор резал по дереву и закончил почти все лицо, а глаза только
наметил и забыл снять потом нужную стружку, чтобы они распахнулись и посмотрели
на мир. Лицо было круглое, скуластое, Артему такого еще никогда видеть не
приходилось. — Нет, так дело не пойдет, — решительно заявили сверху и в лицо
ему брызнула вода.
Артем судорожно сглотнул и потянувшись, ухватился за руки с
бутылкой. Сначала он надолго прильнул к горлышку, и только после этого
приподнялся и осмотрелся по сторонам.
Он с головокружительной скоростью несся по темному туннелю,
лежа на довольно длинной — не меньше двух метров — дрезине. В воздух витал
легкий приятный аромат гари, и Артем удивленно подумал, уж не на бензиновой ли
она тяге. Кроме него, на дрезине было еще четыре человека и большая бурая с
черными подпалинами собака. Один из них был тот, что бил Артема по щекам,
другой был бородатым мужиком в шапке-ушанке с нашитой красной звездой и в
ватнике, за спиной у него болтался длинный автомат, вроде той «мотыги», что
была у Артема раньше, только под стволом был еще и привинчен штык-нож. Третий —
здоровенный детина, лица которого Артем сначала не разглядел, а потом чуть не
выпрыгнул со страху на пути: кожа у того была очень темная, и только
приглядевшись, он попробовал успокоиться: это был не черный, оттенок кожи
совсем не тот, да и в-общем-то нормальное человеческое лицо, только вывернуты
немного губы да сплющен, как у боксера, нос. Последний из них был относительно
обычной наружности, но красивым мужественным лицом и волевым подбородком чем-то
напомнил Артему рисунок на Пушкинской. Он был одет в шикарную кожанку,
перехваченную широким ремнем с двойным рядом дырочек и офицерской портупеей, а
с пояса свисала внушительных размеров кобура. На корме весело поблескивал
пулемет Дегтярева, и развевался лихо красный флаг. Когда на него случайно упал
луч фонаря, стало видно, что это — не совсем знамя, вернее — вовсе никакое не
знамя, а оборванный по краям лоскут с изображением чьего-то черно-красного
бородатого лица. Все вместе это было намного больше похоже на кошмарный бред,
чем привидевшееся ему до этого чудесное спасение и Хантер, который безжалостно
вырезал всю Пушкинскую. — Очнулся! — радостно воскликнул узкоглазый. — Ну,
висельник, отвечай, за что тебя?
Он говорил совершенно без акцента, его произношение ничем не
отличалось от выговора Артема или Сухого. Это было очень странно — слышать
чистую русскую речь от такого необычного создания. Артем не мог отделаться от
ощущения, что это какой-то фарс, и узкоглазый просто открывает рот, а говорит
за него бородатый мужик или мужчина в кожанке. — Офицера их… застрелил, —
нехотя признался он. — Вот это ты молодец! Это — по-нашенски! Так их! —
восторженно одобрил его тот, и здоровый темнокожий парень, сидевший спереди,
обернулся на Артема и уважительно приподнял брови. Артему подумалось, что уж
этот-то точно коверкает слова. — Значит, мы не зря такой бардак устроили, —
широко улыбнулся он, и тоже безупречно произнес, так что Артем вконец
запутался, и не знал уже, что думать. — Как звать-то, герой? — глянул на него и
кожаный красавец, и Артем представился. — Я — товарищ Русаков. Это вот —
товарищ Банзай, — указал он на узкоглазого. — Это — товарищ Максим, — и
темнокожий опять осклабился, — а это — товарищ Федор.
До собаки дело дошло в последнюю очередь. Артем бы ничуть не
удивился, если ее тоже представили бы товарищем. Но собака звалась просто — Карацюпа.
Он по очереди пожал сильную сухую руку товарища Русакова, узкую крепкую ладонь
товарища Банзая, черную лопату товарища Максима и мясистую кисть товарища
Федора, честно стараясь запомнить все эти имена, особенно труднопроизносимое
«Карацюпа». Впрочем, вскоре выяснилось, что называли они все друг друга не
совсем так. К главному обращались «товарищ комиссар», темнокожего называли
через раз то Максимкой, то Лумумбой, узкоглазого — просто — Банзай, а
бородатого в ушанке — дядя Федор. — Добро пожаловать в Первую Интернациональную
Красную Боевую имени товарища Эрнесто Че Гевары Бригаду Московского
Метрополитена! — торжественно заключил товарищ Русаков.
Артем поблагодарил его и примолк, озираясь по сторонам.
Название было очень длинным, конец его вообще слипся во что-то невнятное,
красный цвет на него с некоторых пор действовал, как на быка, а слово «бригада»
вызывало неприятные ассоциации с Женькиными рассказами о бандитском беспределе
где-то на Шаболовской. Больше всего его интриговала физиономия на трепещущем на
ветру полотне, и он стеснительно поинтересовался: — А это кто у вас на флаге? —
в самый последний момент чуть не ляпнув «тряпочка» вместо гордого слова «флаг».
— А это, брат, и есть Че Гевара, — пояснил ему Банзай. — Какая чегевара? — не
понял Артем, но по налившимся кровью глазам товарища Русакова, и издевательской
усмешке Максимки сообразил, что сглупил. — Товарищ. Эрнесто. Че. Гевара, —
членораздельно объяснил комиссар. — Великий. Кубинский. Революционер.
Сейчас все было намного разборчивей, и хотя понятнее не
стало, Артем предпочел восторженно округлить глаза и промолчать. В
конце-концов, эти люди спасли ему жизнь, и злить их сейчас своей неграмотностью
было бы невежливо.
Ребра туннельных спаек мелькали просто фантастически быстро,
и за время разговора они успели уже промчаться мимо одной полупустой станции, и
остановились в полутьме туннеля позади нее, где в сторону уходил тупиковый
отросток. — Посмотрим, решится ли фашистская гадина нас преследовать, — определил
товарищ Русаков.
Теперь надо было перешептываться очень тихо, потому что
товарищи Русаков и Карацюпа внимательно прислушивались к звукам, доносящимся из
глубины. — Почему вы это сделали?.. Меня… отбили? — пытаясь подобрать
правильное слово, спросил Артем. — Плановая вылазка. Поступила информация, —
загадочно улыбаясь, объяснил Банзай. — Обо мне? — с надеждой спросил Артем,
которому после слов Хана о его особой миссии захотелось верить в собственную
исключительность. — Нет, вообще, — Банзай сделал рукой неопределенный жест. —
Что планируются зверства. Товарищ комиссар решил: предотвратить. Кроме того, у
нас задача такая — трепать этих сволочей постоянно. — У них с этой стороны
заграждений нет, даже фонаря сильного — и то, только заставы простые с кострами,
— добавил Максимка. Ну, мы прямо по ним и проехали. Жалко, пришлось пулемет
пользовать. А потом — шашку дымовую, сами в противогазы, тебя сняли вот,
эсэсовца этого доморощенного — революционным трибуналом, и обратно.