Когда-то давно Московское метро замышлялось как гигантское
бомбоубежище, способное спасти десятки тысяч жизней. Мир стоял на пороге
гибели, но тогда ее удалось отсрочить. Дорога, по которой идет человечество,
вьется, как спираль, и однажды оно снова окажется на краю пропасти. Когда мир
будет рушиться, метро окажется последним пристанищем человека перед тем, как он
канет в ничто.
Глава 1
— Кто это там? Эй, Артем! Глянь-ка!
Артем нехотя поднялся со своего места у костра и,
перетягивая со спины на грудь автомат, двинулся во тьму. Стоя на самом краю
освещенного пространства, он демонстративно, как можно громче и внушительней,
щелкнул затвором и хрипло крикнул: — Стоять! Пароль!
Из темноты, откуда минуту назад раздавался странный шорох и
глухое бормотание, послышались спешные, дробные шаги. Кто-то отступал вглубь
туннеля, напуганный хриплым Артемовым голосом и бряцанием оружия. Артем спешно
вернулся к костру и бросил Петру Андреевичу: — Да нет, не показалось. Не
назвался, удрал.
— Эх ты, раззява! Тебе же было сказано: не отзываются —
сразу стрелять! Откуда ж тебе знать, кто это был? Может, это черные
подбираются!
— Нет… Я думаю, это вообще не человек был… Звуки очень
странные… Да и шаги у него не человеческие были. Что же я, человеческих шагов
не узнаю? А потом, если бы это черные были, так разве они хоть раз вот так
убежали? Вы же сами знаете, Петр Андреич — все последние разы черные сразу
вперед бросались — и на дозор нападали с голыми руками, и на пулемет шли в
полный рост. А этот удрал сразу… Какая-то трусливая тварь.
— Ладно, Артем! Больно ты умный! Есть у тебя инструкция — и
действуй по инструкции, а не рассуждай. Может, это лазутчик был. Увидел, что
нас здесь мало — и, превосходящими силами… Может, нас сейчас здесь прихлопнут
за милую душу, ножом по горлу, и станцию всю вырежут, вон как с Полежаевской
[1]
вышло, а все потому, что ты вовремя не срезал гада… Смотри у меня! В следующий
раз по туннелю за ними бегать заставлю!
Артем поежился, представляя себе туннель за пятисотым метром
и то, что туда однажды придется идти. Это было действительно страшно. За
пятисотый метр на север не отваживался ходить никто. Патрули доезжали до
трехсотого и, осветив пограничный столб прожектором со своей дрезины и
убедившись, что никакая дрянь не перепозла за него, торопливо возвращались.
Разведчики, здоровые прожженные мужики, бывшие морские пехотинцы, и те
останавливались на четырехсот восьмидесятом, прятали горящие сигареты в ладонях
и замирали, прильнув к приборам ночного видения. А потом медленно, тихо
отходили назад, не спуская глаз с туннеля и ни в коем случае не оборачиваясь к
нему спиной.
Дозор, в котором они были, стоял на двухсот пятидесятом
метре, в пятидесяти метрах от пограничного столба. Но граница проверялась раз в
день, и проверка уже закончилась несколько часов назад, и теперь их дозор был
самым крайним, а за те часы, которые прошли со времени последней проверки, все
твари, которых патруль мог спугнуть, наверняка снова начали подползать. Тянуло
их как-то на огонек, поближе к людям…
Артем уселся на свое прежнее место и спросил: — А что там с
Полежаевской случилось?
И хотя он уже знал эту леденящую кровь историю, ему
рассказывали ее уже челноки на станции, но его тянуло послушать ее еще раз, как
неудержимо тянет детей на страшные байки о безголовых мутантах и упырях,
похищающих младенцев.
— С Полежаевской? А ты не слышал? Странная история с ними
вышла. Странная и страшная. Сначала у них разведчики стали пропадать. Уходили в
туннели и не возвращались. У них, правда, салаги разведчики, не то что наши, но
у них ведь и станция поменьше, и народу там не столько живет… Жило. Так вот,
стали, значит, у них пропадать разведчики. Один отряд ушел — и нет его. Сначала
они думали, что он задерживается, а у них там еще туннель петляет, ну совсем
как у нас (Артему стало не по себе при этих словах), и ни дозорам, ни тем более
со станции, ничего не видно, сколько не свети. Так их нет и нет, полчаса их
нет, час их нет, два их нет. Казалось бы, ну уж где там пропасть, — всего ведь
на километр уходили, им ведь и запретили дальше идти, да они и сами не дураки…
Вообщем, так их и не дождались, послали усиленный дозор их искать, ну те их
искали-искали, кричали-кричали, но все зря. Нету. Пропали. И ладно еще, что
никто не видел, что с ними случилось. Плохо ведь что — слышно ничего не было…
Ни звука. И следов никаких.
Артем уже начал жалеть, что попросил Петра Андреича
рассказать о Полежаевской. Петр Андреич то ли был более осведомлен, то ли сам
выдумывал, только рассказывал он такие подробности, какие и не снились
челнокам, уж на что те были и мастера и любители рассказать байку и сообщить последние
новости. И от подробностей этих мороз шел по коже, и совсем уж неуютно
становилось даже у костра, и любые, даже совсем безобидные шорохи из туннеля
будоражили воображение.