Забравшись на платформу по приставной лестнице, дозорные
стали разбредаться по домам. Антона у самого выхода ждала его жена. Со слезами
на глазах она кинулась навстречу маленькому Олегу, подхватила его на руки, а
потом обрушила на голову своего мужа поток брани. — Ты меня совсем довести
хочешь?! Что я должна думать? Ребенок уже сколько часов назад из дома ушел?!
Почему я за всех думать должна? Сам как маленький, не мог его домой отвести! — запричитала
она. — Лен, давай не при людях… — смущенно озираясь, пробормотал Антон. — Не
мог я из дозора уйти… Думай, что говоришь, командир заставы и вдруг пост
оставит… — Командир! Вот и командуй! Как будто не знаешь, что тут творится!
Вон, у соседей младший неделю назад пропал…
Мельник и Третьяк ускорили шаг и даже не стали прощаться с
Антоном, оставив его наедине с женой. Артем поспешил за ними, и долго еще, хотя
слов уже было не разобрать, до них доносились плач и укоры Антоновой жены.
Они направились к служебным помещениям, где находился штаб
начальника станции. Через несколько минут все вместе уже сидели в завешенной
потертыми коврами комнате, а сам начальник, понимающе кивнув, когда сталкер
попросил оставить их наедине, вышел наружу. — Паспорта у тебя, кажется, нет? —
скорее утвердительно заметил Мельник, обращаясь к Артему.
Тот покачал головой. Без конфискованного фашистами документа
он превращался в изгоя, которому был заказан путь почти на все цивилизованные
станции метро. Ни Ганза, ни Красная линия, ни Полис не приняли бы его. Пока
сталкер находился рядом, Артему никто не задавал лишних вопросов, но окажись он
один, ему пришлось бы скитаться между заброшенными полустанками и дичающими
станциями, такими как Киевская. И уж нечего было бы и мечтать о том, чтобы
вернуться на ВДНХ. — На Ганзу без паспорта тебя провести я сразу не смогу, мне
для этого нужных людей найти сначала надо, — словно подтверждая его мысли,
сказал Артему Мельник. — Можно было бы тебе новый выправить, но и это время
займет, а ждать сейчас нельзя. Самый близкий путь до Маяковской — по Кольцу,
как ни крути. Что делать?
Артем пожал плечами. Он чувствовал, к чему клонит сталкер.
Ждать нельзя, и в обход Ганзы ему самому на Маяковскую тоже не попасть.
Туннель, который подходил к ней с другой стороны, шел прямиком от Тверской.
Возвращаться в логово фашистов, да еще и на станцию, превращенную в казематы,
было бы безумием. Тупик. — Лучше будет, если сейчас на Маяковскую мы с
Третьяком вдвоем пойдем, — подытожил его мысли Мельник. — Поищем вход в Д-6.
Найдем — вернемся за тобой, может, и с паспортом уже что-нибудь выйдет, я пока
переговорю с кем надо, чтобы бланк подыскали. Не найдем — тоже вернемся. Долго
тебе нас ждать не придется. По Кольцу мы вдвоем быстро проберемся, за день все успеем.
Подождешь? — он испытующе глянул на Артема.
Артем пожал плечами еще раз. Кивнуть и согласиться он
заставить себя не мог. Его не оставляло чувство, что с ним обходятся, как с
отработанным материалом. Сейчас, когда он выполнил свою основную задачу —
сообщить об опасности, серьезные взрослые дяди взяли на себя все остальное, а
его просто отодвигают в сторону, чтобы он не путался под ногами. — Вот и
отлично, — заключил сталкер. — Жди нас к утру. Мы прямо сейчас и двинемся,
чтобы не тратить времени зря. По поводу еды и ночлега мы с Аркадием Семеновичем
все обсудим, он тебя не обидит. Все, вроде… Нет, не все, — он полез в карман и
извлек оттуда тот самый окровавленный листок бумаги, на котором был план и
пояснения. — Возьми, я себе его срисовал, кто знает, как повернется. Не
показывай только никому…
Мельник и Третьяк ушли меньше, чем через час, коротко
переговорив перед этим с начальником станции. Аккуратный Аркадий Семенович тут
же проводил Артема к его палатке, и, пригласив поужинать с ним позже вечером,
оставил отдыхать.
Палатка для гостей стояла чуть на отшибе, и хотя она и
содержалась в прекрасном состоянии, Артем с самого начала почувствовал себя в
ней очень неуютно. Он выглянул наружу и снова убедился, что остальные жилища
жались друг к другу, и все они были разбиты по возможности далеко от входа в
туннели. Сейчас, когда сталкер ушел и Артем оставался один на незнакомой
станции, то тягостное ощущение, которое наполнило его вначале, вернулось. На
Киевской все же было страшно — просто страшно, без каких-либо видимых причин.
Уже становилось поздно, и голоса детей затихали, а взрослые обитатели станции
все реже выходили из палаток. Разгуливать по платформе Артему совсем не
хотелось. Перечитав еще трижды взятое у умирающего Данилы письмо, он не
вытерпел и на полчаса раньше оговоренного времени отправился к Аркадию
Семеновичу на ужин.
Предбанник служебного помещения был сейчас превращен в
кухню, где орудовала симпатичная девушка чуть старше Артема. На большой
сковороде тушилось мясо с какими-то корешками, рядом отваривались белые клубни,
которыми их угощала и жена Антона. Сам начальник станции сидел рядом на
табурете и листал растрепанную книжонку, на обложке которой красовалось
изображение женских ног в черных чулках и револьвера. Увидев Артема, Аркадий
Семенович смущенно отложил книгу в сторону. — Скучно у нас здесь, наверное, —
понимающе улыбнулся он Артему. — Пойдем-ка ко мне в кабинет, Наташа нам там
накроет. А мы пока хряпнем, — подмигнул он.
Сейчас та же комната с коврами и черепом выглядела совсем
иначе — освещенная настольной лампой с зеленым матерчатым абажуром, она стала
намного уютнее. Напряжение, неотступно преследовавшее Артема на платформе, в
лучах этой лампы бесследно рассеивалось. Аркадий Семенович извлек из шкафа
небольшую бутылку и нацедил в необычный пузатый стакан коричневой жидкости с
кружащим голову ароматом. Вышло совсем немного, на палец, и Артем уважительно
подумал, что стоит эта бутылка уж точно не меньше целого ящика браги, которую
он пробовал на Китай-Городе. — Коньячок, — откликнулся на его любопытный взгляд
Аркадий Семенович. — Армянский, конечно, но зато почти тридцатилетней выдержки.
Сверху, — начальник мечтательно поднял глаза к потолку. — Не бойся, не заражен,
сам дозиметром проверял.
Крепости незнакомый напиток был отменной, но приятный вкус и
терпкий аромат смягчали его. Глотать сразу Артем не стал, а вслед за хозяином,
попытался смаковать его. Внутри медленно разлился огонь, постепенно остывая и
превращаясь в приятно согревающее тепло. Комната стала еще уютнее, а Аркадий
Семенович — симпатичнее. — Удивительная вещь, — жмурясь от удовольствия, оценил
Артем. — Хорош, правда? Года полтора назад у Краснопресненской сталкеры совсем
нетронутый продуктовый нашли, — объяснил начальник станции. — В подвальчике,
как часто раньше делали. Вывеска упала, вот его никто и не замечал. Один
вспомнил, что раньше еще, до того, как грохнуло, туда иногда захаживал, вот и
решил проверить. Столько лет пролежало, только лучше сделалось. По знакомству
мне за сто пулек две бутылки отдал. На Китай-Городе за одну двести просят.