Первый сон Мэри вернул ее к прочитанной накануне книге сэра Вальтера. Только больше не существовало этой возможности; Элеонора Ратвен позаботилась о том, чтобы не осталась ни одной книги, которая могла бы окрылить фантазию Мэри. Итак, как объяснялся второй сон? И как могло так случиться, что старуха знала о нем?
Холодный пот прошиб Мэри. Темные башни и стены замка Ратвен вдруг обступили ее еще более таинственно и угрожающе. Что-то разыгралось здесь много лет назад, или она только внушает себе все это? Если это так, то она стала частью этого, когда прибыла в замок Ратвен. Именно об этом предупреждала ее странная старуха.
Служанка говорила о древней судьбе и большой опасности. Не то чтобы Мэри испугалась, но ей вся эта история казалась странной, и ее печаль и недоумение из-за старухи смешались со смутным предчувствием грозящей беды.
Была поздняя ночь.
Тьма спустилась на замок Ратвен, и холод ночи пробирался сквозь ходы старых стен. Уже давно хозяева замка отошли ко сну, слуги тоже улеглась.
Не спала только одна Мэри Эгтон.
Во-первых, потому что в ее голове был целый ворох мыслей, так что она не могла сомкнуть глаз. Во-вторых, потому что она боялась заснуть и снова увидеть сны, которые странным образом оказались реальными.
Целый день она искала убедительное объяснение тому, что молодая женщина из ее снов действительно когда-то жила. Наконец она пришла к выводу, что где-то услышала мельком имя Гвеннет Ратвен и оно отложилось у нее в памяти. С другой стороны, это объяснение оставляло открытыми остальные вопросы. Почему, например, Мэри ощущала в присутствии старой служанки то же внутреннее беспокойство, которое испытывала Гвеннет Ратвен во сне? Было ли это чистым совпадением или чем-то большим? Действительно ли существовала связь, которая прочно сохранилась сквозь разрозненные эпохи?
Несмотря на свой трезвый ум, Мэри обладала удивительной фантазией и чувствовала себя в литературном мире как дома. Непроизвольно она спросила себя, что сэр Вальтер, с которым она познакомилась, разумный человек с рациональным мышлением, сказал бы на все это.
Возможно, и эта мысль напугала ее, она придумала себе эту встречу со старухой? Может быть, это лишь привидение из воспоминаний Мэри, и сон и реальность поэтому смешались воедино удивительным образом, потому-то и нет между ними никакой разницы?
А что, если она просто видела сон наяву? Если ее отчаяние, ее одиночество привели к тому, что она не способна различить ночные видения и реальность? Она притихла и замкнулась, жила уединенно в своей комнате. Может, она была близка к тому, чтобы потерять рассудок?
Мэри охватила паника, потому что разум говорил ей, что все это лишь мало убедительные объяснения. Возможно, все прежние события потребовали от нее больших эмоциональных затрат. Вполне может быть, что она заболела и нуждается в помощи, но кто поддержит ее в таком безвыходном положении?
Неуверенное постукивание в дверь ее спальни отвлекло Мэри от этих мыслей.
Мэри, которая и так не спала, села в кровати. Она не зажгла свечу. Лунный свет, падающий через высокое окно, достаточно освещал комнату холодным, голубоватым сиянием.
Стук повторился, на этот раз требовательно. Кто это мог быть?
В первом приступе страха Мэри подумала о том, что это пришла старуха из сна, которая стоит под дверью, чтобы вновь навестить ее и лишить разума. Но снаружи была не женщина, а мужчина, что Мэри поняла лишь секунду спустя…
— Мэри? Я знаю, что вы не спите. Прошу, откройте дверь. Мне нужно поговорить с вами.
Пульс ее крови усилился, когда она узнала голос Малькольма Ратвена. Чего хотел от нее лэрд в такой поздний час? Они едва разговаривали с того времени, как совершили совместную прогулку. Что было сказано, то было сказано, остальное явно не интересовало хозяина замка Ратвен, все, что было связано с ней, и вот теперь он стоял перед ее дверью темной ночью и просил разрешения войти?
Она откинула одеяло, поднялась с кровати и надела шелковый халат поверх ночной сорочки. Потом она тихонько прокралась к двери, чтобы подслушать. Она сжалась от страха, когда поняла, что Малькольм все еще стоит по другую сторону двери.
— Пожалуйста, Мэри. Впустите меня. Я должен сказать вам что-то очень важное.
Действительно звучало очень настойчиво, и Мэри не смогла подавить свое любопытство. Все еще спрашивая себя, что могло понадобиться ее жениху в столь поздний час, она отодвинула задвижку и открыла дверь.
Снаружи в коридоре стоял Малькольм. Не в сюртуке, как обычно она привыкла видеть его, а в белой рубашке, с закатанными до локтей рукавами. Запах, который шел от него, выдал Мэри, что он курил табак и выпил виски. Черты его лица были и затуманены от алкоголя.
— Итак, вы вняли моим мольбам? — спросил он. — Любимая Мэри, впустите меня в ваши покои, прошу вac.
Он говорил громче, нежели она желала того. Меньше всего она хотела снова получить взбучку от Элеоноры, и поэтому позволила ему войти. Малькольм самодовольно кивнул и вошел следом за ней, окутанный облаком горько пахнущего индийского табака. Его обычно такие бледные черты лица покраснели и отекли, глаза превратились в узкие щелочки, которыми он бесстыдно уставился на нее. Его присутствие внушило Мэри неловкость. Ей показалось, что она спит наяву. Но это была реальность, в этом не было никаких сомнений.
С грубым презрением ко всему, что подобает джентльмену, лэрд прошагал по комнате Мэри и, кряхтя, плюхнулся в стоящее у окна кресло с высокой спинкой, в котором она частенько читала. Уже несколько дней оно пустело.
Под воздействием алкоголя вальяжность и вежливые манеры Малькольма лопнули, как старое платье, ставшее слишком тесным.
— Ну? — спросил он и пристально посмотрел на нее. — Как обстоят у вас дела, моя дорогуша? Вы хорошо устроились в Ратвене? Я редко вижу вас в последние дни.
— Я чувствую себя плохо, — ответила холодно Мэри, продолжая спрашивать себя, что же нужно от нее лэрду.
Малькольм издал резкий отвратительный смех пьяного.
— Когда моя мать объявила мне, что я должен жениться, я испытывал все что угодно, но только не радость. Не то чтобы я не умел ценить радости прекрасной женской половины, моя дражайшая невеста, но до сих пор я всегда находил в объятиях продажных девиц все, чего желало мое одинокое сердце. Моя матушка же придерживалась мнения, что это не подобает лэрду. Очевидно, уже пошли разговоры в округе. Поэтому она устроила эту свадьбу для меня.
— Я понимаю, — ответила на это только Мэри. После всего, что она узнала и пережила, это откровение не могло задеть ее.
— Я с самого начала был против. Но в некотором роде, дорогая Мэри, я такой же пленник в этом замке, как и вы. Пойманный в сети правил преходящего общества и знати, стал ленив и вял и пережил сам себя.
Мэри ничего не ответила, но она была удивлена, что слышит такие слова из уст Малькольма Ратвена.