— Не может быть! Что ему здесь делать?
— Клянусь аллахом, это он, он самый!
Мюжгян побежала навстречу. Я же, напротив, пошла еще
медленней, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание, подгибаются ноги.
У дороги я остановилась, поставила ногу на большой камень,
нагнулась, развязала шнурок ботинка и принялась снова медленно его завязывать.
Когда мы очутились с Кямраном лицом к лицу, я была спокойна
и даже чуть-чуть насмешлива.
— Удивительно! Вы здесь?.. Как это вы отважились
совершить столь длительное путешествие?
Он ничего не ответил, лишь, робко улыбаясь, смотрел мне в
лицо, словно стоял перед чужим человеком. Затем протянул мне руку. Я быстро
отдернула свою и спрятала за спину.
— Мы с Мюжгян-аблой устроили себе ежевичный банкет. У
меня руки липкие. Да и пыль к ним пристала… Как тетушки? Как Неджмие?
— Они целуют тебя, Феридэ.
— Мерси.
— Как ты загорела, Феридэ. Вся в пятнах.
— Это от солнца…
Тут вмешалась Мюжгян:
— Ты сам в пятнах, Кямран.
Я не выдержала.
— Кто знает, может, он без зонтика гулял в лунные ночи…
Мы рассмеялись и пошли.
Через минуту тетушка Айше и Мюжгян взяли моего кузена под
руки. Соседки, которым было далеко за сорок, но которые, видимо, считали себя
еще за женщин, а Кямрана уже за мужчину, шли чуть поодаль.
Я с детьми шагала впереди, но все время прислушивалась к
тому, что говорили за моей спиной. Кямран рассказывал моей тетке и Мюжгян,
каким ветром его сюда занесло.
— Этим летом я так затосковал в Стамбуле! Трудно даже
передать…
Я гневно топнула ногой о землю и подумала: «Конечно,
затоскуешь… Упустил свою счастливую вдовушку на чужбину!..»
Между тем Кямран продолжал:
— Два дня тому назад — это было пятнадцатого числа — мы
с компанией друзей поднялись ночью на гору Алемдаг. Ночь была неповторимая. Но,
знаете, я не переношу утомительных развлечений. Под утро, никому ничего не
сказав, я спустился один в город. Словом, мне было как-то не по себе, я
заскучал и решил, что неплохо бы на несколько дней уехать из Стамбула. Но куда
поедешь? В Ялова? Еще не сезон. В Бурсе сейчас адское пекло. И вдруг я вспомнил
про Текирдаг. К тому же мне так захотелось вас увидеть!
В этот вечер тетка с мужем до позднего часа не отпускали
Кямрана из сада. Мюжгян тоже не отходила от них ни на шаг, хотя едва стояла на
ногах от усталости.
Я же старалась все время держаться в стороне, часто убегала
в дом или пряталась в глубине сада.
Не помню, зачем мне вдруг понадобилось подойти к ним. Кямран
обиженно сказал:
— Вижу, гостю здесь отказывают во внимании.
Я засмеялась и пожала плечами:
— Ведь говорят: «Гость гостя не терпит».
Мюжгян хватала меня за руку, дергала за подол платья, словно
желая остановить. Но я все-таки вырвалась и направилась к дому, заявив, что
хочу спать.
Когда поздно ночью Мюжгян пришла в нашу комнату, я еще не
спала. Она присела на край постели, заглянула мне в лицо. Чтобы не рассмеяться,
я повернулась на другой бок и принялась храпеть, Мюжгян заставила меня поднять
голову с подушки.
— Нечего притворяться!
— Клянусь, я спала, — ответила я, тараща на нее
глаза.
Мы обе не удержались и захохотали.
Мюжгян потрепала меня по щеке.
— Мое предположение подтвердилось, — сказала она.
Я рывком выпрямилась и села на кровати, отчего пружины
зазвенели.
— Что ты хочешь сказать?
Мюжгян испугалась.
— Ничего, ничего, — сказала она, улыбаясь. —
Только, ради аллаха, не надо меня душить. Я умираю от усталости.
Она потушила лампу и легла в постель.
Через несколько минут я все же подошла к ней, обняла ее и
прижала к груди. Но бедняжка уже спала.
— Не надо, Феридэ… — попросила она, не открывая глаз.
— Хорошо, — сказала я. — Только ты должна
знать… Пока я не скажу тебе — все равно не засну.
И хоть в комнате было темно и Мюжгян лежала с зарытыми
глазами, я уткнулась лицом в ее волосы и зашептала на ухо:
— У тебя в голове безумные мысли. Я понимаю… Но если ты
хоть что-нибудь ему скажешь, я схвачу тебя и вместе с тобой брошусь в море…
— Хорошо… хорошо… — пробормотала Мюжгян. — Что
тебе надо? — И опять моментально заснула, хотя я продолжала тихонько
трясти ее.
Приезд Кямрана действительно испортил мне настроение. Я
испытывала к нему смешанное чувство гнева, страха и отвращения. Это чувство
росло с каждым днем. Когда мы оставались с кузеном наедине, я без всякой
причины грубила ему, старалась поскорее убежать.
К счастью, Азиз-бей, муж тетки, полностью завладел гостем.
Он без конца приглашал в дом приятелей, знакомил их с Кямраном, почти каждый
день увозил его в экипаже на длительные прогулки или в гости к кому-нибудь из
местных богачей.
Однажды утром я столкнулась с кузеном на лестнице. Кямран
опять собирался отправиться куда-то в гости. Он загородил мне дорогу, потом,
глянув по сторонам, словно желая убедиться, что никто не услышит, сказал:
— Я умру от столь чрезмерного гостеприимства, Феридэ.
Я прикинула, что не сумею проскользнуть между ним и
лестничной решеткой, не прижавшись к нему.
— Разве это плохо? — сказала я. — Вас каждый
день катают, развлекают.
Кямран иронически-грустно улыбнулся и закатил глаза:
— «Гость гостя не терпит». Но вспомни старое правило:
гость на гостя хозяину наговаривает. Смотри, и я скажу что-нибудь…
Кямран почему-то рассердился на мои слова, сказанные вечером
в день его приезда: «Гость гостя не терпит». Он без конца напоминал мне об
этом, стараясь тоже меня поддеть.
— Хорошо, — сказала я. — Но, по-моему,
жаловаться вам не на что. Каждый день вы знакомитесь с новыми местами, с новыми
людьми…
Кямран снова поморщился.
— Разве люди, которых я вижу, могут развлечь?
Я не удержалась и спросила:
— Где же нашим бедным родственникам сыскать других?
Кямран понял, на кого я намекаю. Он сделал шаг и, протянув
ко мне руки, взволнованно сказал: