Мы вновь очутились в саду, застывшем в безмолвии и очень
красивом. Но это был земной сад. Несомненно земной. И я не испытал разочарования,
увидев его запущенность, лабиринты тропинок и вдохнув его аромат. Напротив, я
упал на траву и зарылся пальцами в землю. Она была мягкой и скрипела под
ногтями. Я всхлипнул. Я готов был попробовать эту сырую землю на вкус.
Над нами сияло солнце – над нами обоими. Мемнох сидел рядом
и наблюдал за мной. Его гигантские крылья постепенно бледнели. Теперь со
стороны мы выглядели почти как обыкновенные люди – как двое мужчин, один из
которых рыдал, распростершись на траве, а другой, огромный ангел с копной
словно сотканных из света волос, застыл возле него в задумчивом ожидании.
– Ты же слышал, что Он мне сказал! – выкрикнул я,
садясь. Мне страстно хотелось, чтобы голос прозвучал оглушительно, однако он
оказался всего лишь в меру громким, не более. – Он сказал: « Ты никогда не
станешь моим врагом»! Ты же слышал! Он назвал меня по имени!
Мемнох оставался совершенно спокойным и в образе светлого
ангела казался, конечно же, несравненно более соблазнительным и пленительным,
нежели в человеческом обличье.
– В том, что Он назвал тебя по имени, нет ничего
удивительного. Он не хочет, чтобы ты помогал мне. Ведь я уже говорил, что
выигрываю.
– Но тогда что же мы там делали? Как могли мы, Его соперники
и враги, попасть в рай?
– Следуй за мной, Лестат, стань моим заместителем – и ты
сможешь пребывать там, когда захочешь.
– Ты это серьезно? Именно пребывать там?
– Да, в любое время. Ты же знаком со Священным Писанием. Я
не претендую на авторство его сохранившихся отрывков, равно как и оригинального
текста, но ты, конечно же, можешь бывать в раю и покидать его по собственному
желанию. Ты не можешь принадлежать к числу его постоянных обитателей до тех
пор, пока не искупишь все грехи и не будешь туда допущен. Но если ты встанешь
на мою сторону, то ворота в рай будут открыты для тебя в любой момент.
Я силился понять смысл его слов, пытался вновь представить
себе галереи, библиотеки с бесконечно длинными рядами книг и вдруг осознал, что
картина получается весьма расплывчатой, что детали и подробности постепенно
испаряются из памяти. Я не смог восстановить и десятую часть увиденного. Все,
что я вспомнил тогда и помню сейчас, описано в этой книге. На самом деле видел
я во сто крат больше.
– Но как возможно, что Он позволил нам войти в рай? –
недоумевал я, пытаясь одновременно воскресить в памяти текст Священного
Писания. А ведь Дэвид в свое время говорил мне что-то о Книге Иова, о Сатане и
о том, как Бог спрашивал у него, где тот пропадал. И что-то еще об Элохиме и о
Суде Божием...
– Все мы Его дети, – ответил Мемнох. – Хочешь узнать,
с чего все началось, услышать рассказ о создании мира и о грехопадении? Или
предпочитаешь просто вернуться и броситься в Его объятия?
– А что еще я могу там найти? – спросил я, хотя в
глубине души уже знал ответ: ключ к пониманию того, о чем говорил Мемнох.
Кроме того, для проникновения туда требовалось еще что-то. Я
не мог попасть на небеса просто так, и Мемноху это было прекрасно известно. Да,
выбор у меня действительно был, но несколько иной: либо последовать за
Мемнохом, либо вернуться на землю. Пропуск в рай не выдается кому попало – о
том, чтобы ни с того ни с сего вернуться туда и броситься в объятия Господа, не
могло быть и речи. Предложение Мемноха было чистой воды сарказмом.
– Ты прав, – подтвердил он. – И в то же время
сильно ошибаешься.
– Я не хочу видеть ад, – неожиданно для себя самого
заявил я, вставая и распрямляясь во весь рост.
Оглядевшись вокруг, я содрогнулся. Это был мой Сад Зла,
заросший колючими виноградными лозами, уродливо искривленными деревьями, травой
и дикими орхидеями, цепляющимися за изгибы покрытых мхом веток. Высоко над
нашими головами в густой паутине листвы сновали птицы.
– Я не хочу видеть ад! – вновь прокричал я. – Не
желаю!..
Мемнох молчал и словно что-то обдумывал.
– Ты хочешь знать причины, истоки происходящего? – спросил
он наконец. – Хочешь или нет? Я был уверен, что именно ты – скорее, чем
кто-либо другой на этом свете, – пожелаешь их выяснить. Я думал, что тебе
как никому захочется знать все, до мельчайших деталей.
– Да, я хочу! – воскликнул я. – Конечно же хочу! Но...
Но я сомневаюсь, что смогу...
– Я могу рассказать тебе все, что известно мне
самому, – мягко сказал Мемнох, слегка пожимая могучими плечами.
Его волосы были гораздо глаже, пышнее и гуще, чем у людей, и
отличались неземным блеском. Я увидел их корни, потому что в тот самый момент
они буквально у меня на глазах распрямились и сами собой упали назад,
преобразуя растрепанную шевелюру в красивую прическу и открывая лоб. Его лицо с
правильной формы носом, пухлыми губами, четко очерченными скулами и твердым,
волевым подбородком казалось поистине ангельским.
Крылья его практически стали невидимыми. Только прищурив
глаза и напрягая зрение, можно было различить их очертания и форму перьев, да и
то лишь на каком-либо темном фоне вроде ствола дерева.
– Я не в состоянии размышлять здраво, – попытался
объяснить я. – Понимаю, как ты разочарован, ибо считаешь, что допустил
ужасную ошибку, сделав своим избранником труса. Но, повторяю, я не могу сейчас
здраво мыслить. Я... Я видел Его. Он сказал мне: «Ты никогда не станешь моим
врагом, Лестат». А именно это ты мне и предлагаешь! Ты привел меня к Нему, а
потом утащил от Него прочь.
– С Его же позволения, – заметил Мемнох, слегка
приподняв брови.
– Это правда?
– Конечно.
– Тогда почему Он обратился ко мне с такой просьбой? Почему
Он так поступил?
– Потому что Он – Бог Воплощенный. А Бог Воплощенный в своем
человеческом облике чувствует и страдает как человек. Он продемонстрировал тебе
только эту сторону своей ипостаси, вот и все. Страдание! О да, страдание!
Мемнох бросил взгляд на небо и покачал головой, а потом
нахмурился и глубоко о чем-то задумался. В этом облике лицо его не могло
принять гневное выражение или исказиться иными отрицательными эмоциями.
– Но все же это был сам Господь Бог, – сказал я.
– О да, – кивнул он устало и чуть склонил голову
набок. – Живой Господь Бог.
Мемнох отвернулся и устремил взгляд в гущу деревьев. Он не
казался ни сердитым, ни раздраженным, ни даже усталым. И вновь мне подумалось,
что в такой ипостаси он едва ли способен испытывать нечто подобное. Я
догадался, что он прислушивается к звукам сада. Слышал их и я.