Я лежал среди человеческих останков, высыпавшихся из
развалившегося старого гроба, под плитой из белого мрамора в алтаре бокового
придела храма; рядом, тесно прижавшись ко мне всем телом, по-прежнему крепко
спала Габриэль… И до меня медленно начало доходить, что в эти минуты над моей
головой сотни людей поют именно этот гимн.
В храме полно народа! И мы не сможем выбраться из проклятой
могилы до тех пор, пока все молящиеся не уйдут!
Я чувствовал, что вокруг меня в темноте копошатся какие-то
существа, ощущал запах разрушающегося скелета, на котором лежал. Чувствовал
запах земли, ее сырость и исходящий от нее жгучий холод.
Обнимавшие меня руки Габриэль походили на руки мертвеца, а
на ее совершенно белом лице отсутствовало всякое выражение.
Я старался лежать неподвижно и ни о чем не думать.
Я слышал дыхание сотен, может быть, даже целой тысячи людей
наверху. Они запели следующий гимн.
Что там дальше? Литания и благодарственные молитвы? Мысли
мои были мрачны как никогда. Именно этой ночью мне крайне необходимо было
выбраться отсюда как можно быстрее, и у меня совсем не было времени на
воспоминания и мечты. Перед моими глазами вновь возник сюртук из красного
бархата, а вместе с ним появилось странное беспокойство и меня пронзила острая
боль.
Неожиданно Габриэль открыла глаза. Конечно, в кромешной тьме
я не мог этого видеть, но сразу же почувствовал, что она просыпается и тело ее
постепенно оживает.
Не успев даже пошевелиться, она в тревоге застыла. Я
приложил к ее губам руку.
– Лежи тихо, – шепнул я, чувствуя, что она
напряглась от ужаса.
Наверное, Габриэль вспомнились все кошмары прошедшей ночи, и
теперь ей казалось, что она обречена вечно лежать в черной могиле рядом с
полурассыпавшимся скелетом и никогда не сможет поднять закрывающую яму плиту.
– Мы в храме, – шепнул я. – И мы в безопасности.
Пение продолжалось. «Tantum ergo Sacramentum, Veneremur
cernui…»
– Нет, там идет богослужение, – в ужасе выдохнула
она.
Она старалась лежать тихо, но это оказалось выше ее сил, и
мне пришлось крепко схватить ее за руки.
– Мы должны выбраться отсюда! – твердила
она. – Лестат, перед алтарем совершается святое причастие! Во имя Господа!
Деревянные обломки гроба скрипели и ударялись о камни, и мне
пришлось навалиться на нее и своим телом крепко прижать к дну могилы.
– Ты слышала, что я сказал? Сейчас надо лежать тихо.
Нам остается только ждать. У нас нет другого выбора.
Однако ее панический ужас начинал передаваться и мне. Я
чувствовал, как под моими коленями с хрустом ломаются старые кости, обонял
запах тлена. Казалось, отвратительная вонь разложения проникает сквозь стены
могилы, и я знал, что не смогу долго выдержать это вынужденное затворничество.
– Мы не можем… – задыхаясь шептала она, – не
можем здесь оставаться. Я должна выйти отсюда! – Она едва не
плакала. – Лестат, я не могу!
Она стала ощупывать руками стены и плиту над головой, время
от времени вскрикивая от ужаса.
Песнопения наверху смолкли. Сейчас священник поднимется по
ступеням алтаря и возьмет в руки дароносицу, а потом обернется к пастве и
благословит всех присутствующих. Габриэль, конечно, тоже знала это. Я
чувствовал, что она практически утратила способность мыслить здраво и могла
лишь биться и извиваться подо мной, едва не сбрасывая меня в сторону.
– Ну хорошо, слушай, – не в силах больше
удерживать ее, свистящим шепотом заговорил я. – Сейчас мы выйдем отсюда.
Но сделаем это так, как и положено настоящим вампирам. Ты понимаешь меня? В
храме около тысячи человек, и мы должны перепугать их до смерти. Я подниму
плиту, и мы появимся вместе. Но когда это произойдет, ты должна выглядеть как
можно более ужасающе, хорошо бы еще и жутко орать при этом. Тогда, вместо того
чтобы наброситься на нас и потащить в тюрьму, они отпрянут и таким образом
освободят нам путь к выходу.
Не удостоив меня даже ответом, она продолжала биться,
пятками кроша в труху старое дерево.
Я встал и мощным ударом обеих рук вытолкнул наверх мраморную
плиту, а следом выскочил сам – именно так, как и собирался: с жутким выражением
лица и взметнувшимся над головой, словно крылья, плащом.
В ярком сиянии множества свечей я оказался как раз в том
месте, где стоял хор, и постарался издать самый ужасающий крик, на какой только
оказался способен.
Сотни людей одновременно вскочили на ноги, и из сотен ртов
вырвался единый вопль.
Издав еще один крик, я схватил за руку Габриэль и,
перепрыгнув через ограждение престола, бросился вместе с ней прямо в толпу. В
то время как я тащил ее за собой по боковому приделу, она дико визжала, подняв
над головой руку, согнутую наподобие звериной лапы. Вокруг нас началась
страшная паника – все, и мужчины и женщины, кричали, вопили, пятились, прижимая
к себе и стараясь укрыть детей.
Тяжелые двери сразу же распахнулись, и мы оказались на
свежем воздухе, под черным, усыпанным звездами небом. Толкнув Габриэль вперед,
я обернулся и издал еще один ужасный вопль. Толпа верующих, увидев мои поднятые
вверх и протянутые к ним руки с длинными когтями, словно обезумела и в страхе
застыла на месте. Опасаясь, что кто-то все же очнется и бросится следом за
нами, я вытащил из карманов полные пригоршни золотых монет и швырнул их на
мраморные плиты пола.
– Дьявол бросает деньги! – взвизгнул кто-то.
Мы помчались через церковное кладбище и начинавшееся за ним
поле.
Не прошло и минуты, как мы уже оказались в густом лесу, и я
почувствовал запах конюшни, доносящийся из-за деревьев, – там стоял чей-то
большой дом.
Я замер, прислушался, от напряжения согнувшись почти вдвое,
и ощутил присутствие лошадей. Мы помчались на глухой стук копыт о деревянный
настил.
Перепрыгнув вместе с Габриэль через невысокое ограждение, я
дернул дверь конюшни и сорвал ее с петель. Как раз в этот момент красавец мерин
сломал стенку своего стойла и вылетел нам навстречу. Мы вскочили на его спину –
Габриэль устроилась впереди, а я обхватил ее сзади рукой и крепко прижал к
себе.
Всадив пятки в бока мерина, я направил его галопом через лес
на юг, в сторону Парижа.
Глава 8
По пути я попытался составить хоть какой-то план действий,
хотя совершенно не представлял себе, что следует делать дальше.