Пламя взметнулось вверх. Вопли и вой сменились неистовым
потоком вполне понятной человеческой речи:
– Огонь! Скорее! Назад! Спускайтесь вниз! Да пустите
же, прочь с дороги, идиоты! Вниз! Вниз! Прутья уже раскалились! Уходите!
Быстро!
Абсолютно правильная французская речь. Точнее, все
убыстряющийся поток ругательств.
Я не выдержал и расхохотался, топая ногами. Обернувшись к
Габриэль, я указал на бегущих врагов.
– Будь ты проклят, богохульник! – завопил один из
них, но в этот миг пламя лизнуло его пальцы и он с воем рухнул вниз.
– Будьте вы прокляты, нечестивые отступники! –
послышались крики снизу. Вскоре голоса слились в громкий единый вопль: – Да
будут прокляты нечестивые отступники, осмелившиеся войти в дом Бога!
Однако твари продолжали поспешно спускаться вниз. Огонь уже
охватил даже самые толстые поленья, и пламя с ревом взметнулось к самому
потолку.
– Отправляйтесь туда, откуда пришли, возвращайтесь в
свои могилы, вы, кучка бандитов! – крикнул я и с удовольствием швырнул бы
им вслед парочку горящих поленьев, если бы только мог подойти поближе к окну.
Прищурив глаза, Габриэль стояла совершенно неподвижно,
напряженно прислушиваясь.
Снизу по-прежнему доносились вопли и вой, послышался новый
поток ругательств в адрес тех, кто посмел нарушить священные законы, совершил
святотатство и тем самым вызвал гнев и Бога, и сатаны. Они дергали ворота и
пытались выломать решетки окон нижнего этажа – твари были настолько глупы, что
швыряли камнями в стены.
– Они не могут проникнуть внутрь, – проговорила
Габриэль, склонив голову набок и прислушиваясь к происходящему за стеной. –
Не в силах сломать ворота.
Я, однако, не был в этом уверен. Петли ворот заржавели от
старости и едва ли были столь крепкими. Ничего не поделаешь, оставалось только
ждать.
Я буквально рухнул и прислонился спиной к саркофагу,
скорчившись и прижимая руки к груди. У меня не было сил даже смеяться.
Она тоже села возле стены на пол и вытянула перед собой
ноги. Грудь ее тяжело вздымалась, а волосы растрепались и стояли вокруг лица и
шеи наподобие капюшона кобры. Несколько прядей прилипли к белым щекам. Одежда
на ней почернела от сажи.
Жара в комнате становилась почти нестерпимой. Воздуха не
хватало, все было заполнено дымом и пламенем, уничтожившим черноту ночи. Однако
нам было достаточно и того воздуха, который еще оставался. Мучились мы только
от страха и безмерной усталости.
Постепенно я убеждался в том, что она оказалась совершенно
права в отношении крепости ворот. Им так и не удалось их сломать. Я слышал, как
существа удалялись.
– Да падет гнев Божий на головы нечестивых отступников!
Со стороны конюшен послышался какой-то шум. Перед моим
мысленным взором предстала картина, заставившая меня затрястись от гнева: я
увидел, как эти мерзавцы вытаскивают из укрытия моего придурковатого
мальчишку-конюха. Они посылали мне мысленные картины убийства этого бедняги.
Будь они прокляты!
– Успокойся, – сказала мне Габриэль, – все
равно уже слишком поздно.
Ее глаза на миг широко открылись, но затем она снова
прищурилась и напрягла слух. Несчастный мальчишка был мертв.
Смерть его представилась мне в виде маленькой птички,
взлетевшей над крышей конюшни. Габриэль тоже, как будто увидев ее, подалась
всем телом вперед, а потом откинулась обратно к стене и, похоже, потеряла
сознание. Но это было не так. Она пробормотала что-то, и мне послышались слова
«красный бархат», хотя она произнесла их так тихо, что я не был в этом уверен.
– Вы поплатитесь, негодяи! – произнес я вслух,
усилием воли направляя слова так, чтобы они достигли ушей тварей. – Вы
посмели посягнуть на мой дом, и я клянусь, вы не останетесь безнаказанными!
Однако я чувствовал, как постепенно тяжелеет мое тело. Жар
от огня был ужасным. Да и события прошедшей ночи не могли пройти для меня
даром.
Яркое пламя и страшная усталость не позволяли мне
определить, который час. Мне показалось, что я задремал буквально на мгновение,
но сколько именно проспал, определить не смог. Проснулся я от озноба.
Подняв глаза, я увидел неземного очарования юношу, почти
мальчика, который ходил из угла в угол комнаты.
Конечно же, это была Габриэль.
Глава 6
Она мерила шагами комнату, и от нее исходило ощущение
неистовой силы, бушующей страсти, но в то же время двигалась она чрезвычайно
грациозно. Габриэль ударяла ногой по все еще тлеющим поленьям, наблюдая, как от
удара на миг вспыхивает пламя, после чего поленья снова превращаются в почерневшие
головешки. Теперь я мог снова видеть небо. У нас оставалось не более часа.
– И все-таки кто же они такие? – спросила она.
Габриэль остановилась прямо надо мной, широко расставив ноги и воздев к небу
изящные руки. – Почему называют нас нечестивыми отступниками и
богохульниками?
– Я рассказал тебе все, что знаю, – ответил
я. – До этой ночи я понятия не имел, что у них вообще есть лица, руки,
ноги и голоса.
Я поднялся с пола и отряхнул одежду.
– Они проклинали нас за то, что мы осмелились войти под
своды храма, – сказала она. – Ты видел те образы, которые они нам
посылали? Они никак не могут понять, каким образом нам это удалось. Сами они
никогда не осмелятся совершить что-либо подобное.
Я впервые видел ее дрожащей. Были и другие признаки ее
встревоженного состояния: то, как подрагивала кожа вокруг глаз, то, как она
снова и снова нервно отбрасывала назад липнувшие ко лбу пряди волос.
– Габриэль, – начал я, стараясь придать голосу как
можно больше спокойствия и уверенности, – сейчас самое главное выбраться отсюда.
Нам неизвестно, когда просыпаются эти существа и как скоро после захода солнца
они сюда вернутся. Необходимо найти другое укрытие.
– А подземный склеп?
– Еще худшая западня, чем эта. Если им удастся сломать
ворота. – Я взглянул на небо и направился к камню, закрывающему
проход. – Пошли.
– Но куда же мы пойдем? – спросила она. Впервые за
эту ночь она показалась мне хрупкой и беззащитной.
– В деревню, расположенную к востоку отсюда. Уверен,
что сейчас самым безопасным укрытием для нас будет деревенская церковь.
– И ты сделаешь это? Войдешь в церковь?
– Конечно сделаю. Ведь ты же сама только что сказала,
что эти чудовища никогда не осмелятся вторгнуться туда. А склепы под алтарем
такие же глубокие и темные, как любые другие могилы.