Все билеты были проданы за месяц до концерта, и
разочарованные фанаты, которым не удалось попасть в зал, требовали, чтобы
концерт транслировался через громкоговорители. Повсюду в огромном количестве
валялись пустые банки из-под пива. Подростки облепили крыши автомобилей, они
сидели даже на багажниках и капотах. Из включенных на полную мощность радиоприемников
неслась наша песня «Вампир Лестат».
Рядом с моей машиной бежал наш менеджер, на ходу через
открытое окно объясняя мне, что в зале будут установлены большие экраны и
мощные динамики. Чтобы предотвратить беспорядки, вся полиция Сан-Франциско была
поставлена на ноги.
Я чувствовал растущее беспокойство Луи. Когда мотоциклисты
резко повернули в сторону вытянутого, как труба, уродливого зала, группа
подростков прорвалась через оцепление и бросилась к нашей машине, прямо к
стеклу с той стороны, где сидел Луи.
Все происходящее буквально завораживало меня. Возбуждение и
волнение достигли своего предела. Снова и снова наши фаны окружали машину, но
каждый раз охранникам удавалось оттеснить их на безопасное расстояние. Только
сейчас я понял, как прискорбно недооценивал это мероприятие.
Те рок-концерты, которые мне удалось посмотреть в записи, не
могли дать полного представления о том, что на них творится, и я оказался не
готов к наэлектризованной атмосфере, уже сейчас полностью захватившей меня, к
оглушительному звучанию музыки, от которого у меня гудела голова, по мере того
как постепенно улетучивалось мое постыдное, чисто человеческое, тщеславие.
В зале творился сущий ад. Под прикрытием телохранителей мы
помчались в особо охраняемую зону, предназначенную для нас и обслуживающего
концерт персонала. Таф Куки прижалась ко мне всем телом. Алекс подталкивал
впереди себя Ларри.
Фаны хватали нас за волосы и полы плащей. Обернувшись, я
схватил Луи и протащил его вслед за нами в дверь.
Сидя в отгороженной портьерами гримерной, я впервые в жизни
услышал эти звуки – звериные вопли толпы. Собравшиеся под одной крышей
пятнадцать тысяч смертных душ вопили, свистели и ревели.
Разве мог я справиться с этим поистине диким ликованием
толпы, от которого дрожь пробегала по моему телу? Не знаю, испытывал ли я
когда-нибудь столь близкое к эйфории состояние.
Я подошел к краю сцены и заглянул в щелку в занавесе. Все
пространство до самой крыши по обе стороны от вытянутого овала было заполнено
беснующимися смертными. А на свободной центральной площадке несколько тысяч
юнцов танцевали, обнимались, тянули вверх пальцы, пытаясь пробраться как можно
ближе к сцене. В постоянно движущемся благодаря работе вентиляторов воздухе
стоял такой насыщенный, густой запах гашиша, пива и человеческой крови, что у
меня едва не закружилась голова.
Техники кричали, что у них все готово. Грим на наших лицах
был подправлен и приведен в порядок, плащи из черного бархата отчищены от пыли,
черные галстуки подтянуты потуже. Не было никакого смысла и дальше томить
ожиданием возбужденную толпу.
Прозвучала команда потушить свет. И темноту огласил
неистовый рев, от которого задрожали стены. Я чувствовал, как пол под ногами
заходил ходуном. После того как послышалось монотонное жужжание,
свидетельствующее о том, что электронная аппаратура подключена, рев стал еще
громче.
Меня охватила нервная дрожь. Впечатление было такое, будто с
меня содрали кожу. Схватив Луи за руку, я приник к нему долгим поцелуем, пока
не почувствовал, что он меня отпустил.
Все, кто находился по ту сторону занавеса, чиркнули
маленькими газовыми зажигалками, и в непроглядном мраке зала загорелись тысячи
крошечных огоньков. Ритмические хлопки постепенно стихли, и монотонный гул
толпы то затихал, то вновь становился громче, изредка прерываемый чьим-то
визгом. В голове у меня все смешалось.
И в эти минуты я вспомнил театр Рено и все, что происходило
там много лет назад. Я отчетливо увидел его перед своими глазами. Но этот зал
больше походил на римский Колизей. Каким скучным и холодным показался мне процесс
записи пластинок и съемки видеоклипов! Он не шел ни в какое сравнение с тем,
что происходило сейчас.
Техники подали нам сигнал, и мы выскочили за занавес. При
этом мои смертные музыканты спотыкались, потому что ничего в темноте не видели,
в то время как я легко преодолел все преграды в виде валяющихся под ногами
кабелей и проводов.
Я стоял на самом краю сцены, прямо над головами
раскачивающейся и вопящей толпы. Алекс сидел за барабанами, Таф Куки держала в
руках сверкающий плоский корпус электрогитары, а перед Ларри поблескивала
огромная полукруглая клавиатура синтезатора.
Я оглянулся и посмотрел на гигантские видеоэкраны над
сценой, которые должны будут многократно увеличить наши изображения, чтобы нас
мог хорошо видеть каждый, кто пришел в зал. Потом снова перевел взгляд на море
вопящих и визжащих юнцов.
Волны шума одна за другой накатывались на нас из темноты. Я
явственно ощущал запах разгоряченной крови.
Над нами вспыхнули прожекторы. Серебристые, голубые, красные
лучи яростно метались по сцене, скрещивались и ловили нас в перекресток света.
Крики и вопли достигли поистине невероятной высоты. Взглянув на стоящих по
местам среди огромного количества проводов и серебристых металлических стоек
музыкантов, я увидел, что они тоже возбуждены и буквально упиваются
восторженным приемом публики.
При виде невероятного числа поднятых вверх пальцев на лбу у
меня выступил пот. То тут, то там в толпе мелькали юнцы в нарядах для Хэллоуина
– они изображали вампиров с испачканными «кровью» лицами. У некоторых вокруг глаз
были нарисованы черные круги, что придавало им по-детски невинный вид и в то же
время вызывало отвращение. Мяуканье, улюлюканье и хриплые вопли, перекрывая
общий гул, неслись отовсюду.
Да… это не имело совершенно ничего общего с созданием
видеофильмов и совсем не походило на пение в прохладной с кондиционированным
воздухом студии, стены которой были обиты пробкой.
Меня трясло от возбуждения, а по лицу струился красноватый
пот.
Лучи прожекторов блуждали по рядам зрителей, оставив нас в
благословенном полумраке. А в зале, всюду, куда падал луч прожектора, вопли
становились еще громче, и зрители буквально дергались в конвульсиях от
перевозбуждения.
Какие ассоциации вызвали у меня эти крики? На мой взгляд,
они свидетельствовали о том, что человек сам по себе перестал существовать и на
смену ему пришла толпа со своими законами. Такие обезумевшие толпы окружали
гильотину, а в Риме требовали крови христиан. Такая толпа собралась в священной
роще кельтов в ожидании появления Мариуса – нового бога. Я ясно видел перед
глазами эту рощу, так же отчетливо, как и тогда, когда Мариус рассказывал мне
свою историю.