Я невольно расхохотался и увидел, что и сам он едва
сдерживает смех.
– А почему среди них нет имен из «Интервью с
вампиром»? – с насмешливым возмущением спросил я.
– Исключено и строжайше запрещено, – ответил он,
чуть приподняв брови. – Они же не вымышленные. Настоящие. Однако я должен
поставить тебя в известность, что на Кастро-стрит постоянно крутят видеокассеты
с вашими клипами. Этого требуют смертные посетители. Они провозглашают тосты в
вашу честь и пьют за вас «Кровавую Мэри». От вашего «Танца Невинных мучеников»
сотрясаются стены.
У меня едва не начался приступ истерического смеха.
Сдерживаясь из последних сил, я затряс головой.
– Хочу также сказать, что вы произвели своего рода
революцию в лексике посетителей задней комнаты, – добавил он с насмешливой
торжественностью, не в силах, однако, сохранить совершенно серьезное выражение
лица.
– Что ты имеешь в виду?
– Темный Обряд, Темный Дар, Путь Дьявола – эти
недоделанные существа, которые никогда не были настоящими вампирами, только и
повторяют эти выражения. Несмотря на то что они совершенно не желают признавать
твою книгу и обвиняют тебя во всех грехах, они тем не менее пользуются ею как
примером для подражания. Навешивают на себя тонны египетских украшений. Черный
бархат снова вошел в моду.
– Потрясающе! – воскликнул я. – А как
выглядят эти места встреч?
– Они напичканы разного рода снаряжением и символикой
вампиров. Постеры фильмов о вампирах украшают все стены, а сами фильмы
постоянно крутят там на больших экранах. Чтобы посмотреть регулярно
демонстрируемое там идиотское шоу, приходят толпы смертных. В основном это люди
с артистическими натурами – актеры, юнцы-панки, художники. Они вставляют себе
пластиковые клыки и наряжаются в черные плащи. Нас они даже не замечают. В
сравнении с ними мы кажемся серыми и скучными. В полумраке среди бархатных
нарядов и египетских драгоценностей на нас просто не обращают внимания. Мы
практически невидимы. Конечно же, нам нет никакого дела до смертных
завсегдатаев. Мы приходим в бары вампиров за новостями. Во всем христианском
мире бары вампиров – наиболее безопасные места для смертных. Убивать их в таких
барах запрещено.
– Странно, что никто не подумал об этом прежде, –
сказал я.
– Почему же? Эта идея приходила кое-кому в голову и
раньше, – возразил он. – В Париже таким местом был Театр вампиров.
– Да, правда.
– Примерно месяц назад по явкам вампиров прошел слух о
твоем возвращении. Сначала говорили о том, что ты охотишься в Новом Орлеане, а
потом стали известны твои намерения. Бессмертные раздобыли самые первые
экземпляры твоей автобиографии. Кроме того, постоянно слышались разговоры о
ваших видеофильмах.
– Но почему я никогда не встречал вампиров в Новом
Орлеане?
– Потому что вот уже около полувека Новый Орлеан
является территорией Армана. Никто не осмеливается охотиться там. Вампиры
узнали о тебе от смертных, новости пришли из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка.
– Я не видел Армана в Новом Орлеане.
– Знаю, – ответил он, и я почувствовал его
беспокойство и смущение, ощутил, как сжалось его сердце. – Никто не знает,
где сейчас Арман, – несколько вялым голосом продолжал он. – Но когда
он еще жил там, он убил нескольких из молодых. А потому Новый Орлеан оставили в
полном распоряжении Армана. Говорят, что многие старые вампиры так поступают –
уничтожают молодых. Даже обо мне говорят то же самое. Но это неправда. Охотясь
в Сан-Франциско, я веду себя как призрак. Я не беспокою никого, кроме, конечно,
моих несчастных жертв.
Должен признаться, что его слова ничуть меня не удивили.
– Нас слишком много, – сказал он. – Нас
всегда было слишком много. И часто между нами происходят войны. Общество,
существующее в том или ином городе, дает возможность троим-четверым наиболее
могущественным из нас договориться между собой о том, чтобы не уничтожать друг
друга, и распределить территории в соответствии с законами.
– Законы всегда были одними и теми же.
– Теперь они во многом изменились. Стали более
строгими. Нельзя, например, оставлять следы. Ни один труп не должен быть
найден.
– Естественно.
– В мире, где существуют фотография, видеосъемка и
электронные микроскопы, не должно быть оставлено ни одного свидетельства, ни
одного следа, пригодного для исследования. Нельзя допускать ничего такого, что
может привести к аресту, заключению в тюрьму или получению смертными любых
подтверждений нашего существования.
Я кивнул. Но сердце мое билось как сумасшедшее. Мне
нравилось быть отступником, тем, кто нарушил все до единого законы. И кроме
того, разве сами вампиры не пользуются моей книгой как примером для подражания?
Все так. Колеса завертелись, машина пущена в ход.
– Лестат, тебе кажется, что ты знаешь и понимаешь все.
Но так ли это на самом деле? – спокойно и терпеливо спросил он. –
Стоит только получить им в свое распоряжение хоть крошечный кусочек нашей
плоти, исследовать его под микроскопом, и в мире смертных будет положен конец
любым спорам о правдивости легенд о нас и связанных с ними предрассудках. Все
неопровержимые доказательства окажутся в руках людей.
– Я так не думаю, Луи. Все не так просто.
– У людей есть все средства, чтобы определить нашу
сущность, классифицировать нас и поднять на борьбу с нами все человечество.
– Нет, Луи. Современные ученые ведут себя не лучше
всякого рода колдунов прежних веков – они постоянно воюют между собой. Ведут
бесконечные споры по самым элементарным и очевидным вопросам. Ты можешь
положить по кусочку нашей сверхъестественной плоти под все микроскопы мира, но
даже тогда публика не поверит ни единому слову.
Он с минуту размышлял над моими словами.
– А если одного из нас поймают? – наконец
промолвил он. – Если кто-то из нас живым окажется в их руках?
– Даже это ничего не изменит. И потом, каким образом им
удастся схватить, например, меня?
Сама мысль, однако, показалась мне забавной. Преследование,
борьба, возможное пленение и побег… ах, как все это интересно!
На лице его появилась странная улыбка. Он смотрел на меня и
с неодобрением, и с восторгом.
– Ты еще более безумен, чем прежде, – чуть слышно
произнес он. – Еще более безумен, чем в те времена, когда бродил по Новому
Орлеану и намеренно задевал прохожих.
Я рассмеялся, однако быстро успокоился. Скоро наступит утро.
У меня еще будет время посмеяться, когда завтра вечером я поеду в
Сан-Франциско.