Почти без надежды Белег покинул Амон Руд и по следу орков
пошел на север, к Перекрестью Тэйглина; затем переправясь через Бритиах,
двинулся через Димбар к теснине Анах. Он почти нагнал орков, ибо те не спешили,
охотясь по пути и не опасаясь погони, так как шли на север; а Белег даже в
страшных дебрях Таур-ну-Фуина не свернул с пути, ибо не было в Средиземье более
искусного следопыта. И вот, как-то ночью, пробираясь по гиблому этому краю, он
наткнулся на неизвестного, что спал у корней огромного сухого дерева; и
остановясь перед спящим, Белег увидел, что это эльф. Тогда он заговорил с ним и
дал ему лембасы, и спросил, что привело его в это страшное место; и тот
назвался Гвиндором, сыном Гуилина.
С болью взирал на него Белег, ибо был теперь Гвиндор лишь
согбенной и жуткой тенью себе прежнего — витязя Наргофронда, в Нирнаэф
Арноэдиад подскакавшего с неистовой храбростью к самым вратам Ангбанда и там
плененного. Не всех пленных нолдоров Моргот предавал смерти, так как были они
искусны в кузнечном деле и в добывании руд и самоцветов; не убили и Гвиндора,
но заставили трудиться в копях Севера. Тайными штольнями, ведомыми лишь им, эльфы-рудокопы
могли иногда бежать; и вот Белег обнаружил Гвиндора, когда тот, обессиленный,
заблудился на неверных тропах Таур-ну-Фуина.
И поведал ему Гвиндор, что, когда лежал, прячась меж
деревьев, то увидел большой отряд орков двигавшихся на север, и сопровождали их
волки; а еще среди них был человек со скованными руками, и орки подгоняли его
бичами. "Был он высок, — говорил Гвиндор, — высок, как люди с
туманных холмов Хифлума." Тут Белег открыл ему, что привело в Таур-ну-Фуин
его самого, и Гвиндор пытался отговорить его, твердя, что он лишь разделит с
Турином уготовленные тому муки. Но не хотел Белег отречься от Турина и, сам
отчаявшийся, возжег надежду в сердце Гвиндора; вместе двинулись они по следам
орков, и вскоре вышли из леса на крутые склоны, что сбегали к бесплодным дюнам
Анфауглифа. Там, когда видны уже стали вершины Тангородрима, на закате дня в
пустынной лощине орки разбили лагерь и, расставив вокруг волков-стражей,
предались развлечениям. С запада надвигалась буря, и в то время, когда Белег и
Гвиндор подкрадывались к лощине, над Теневым Хребтом полыхнула зарница.
Когда весь лагерь уснул, Белег взял лук и в темноте по
одному бесшумно перебил всех волков-стражей. Тогда, рискуя жизнью, они
пробрались в лагерь и отыскали Турина, скованного по рукам и ногам и
привязанного к сухому дереву; вокруг него в стволе торчали ножи, что метали в
него орки, и был он бесчувствен, погруженный в бессильный сон. Но Белег и
Гвиндор рассекли узы и, подняв его, вынесли из лощины: однако смогли донести
его лишь до ближних зарослей терновника. Там они опустили его на землю; а буря
была уже близка. Белег вынул меч свой Англахель и рассек им оковы Турина, но
рок в этот день взял верх, ибо клинок соскользнул, рассекая цепи, и ранил
Турина в ногу. Тот внезапно пробудился, охваченный гневом и страхом, и, увидев,
что над ним склонился некто с обнаженным мечом, вскочил, громко крича, ибо
решил, что орки вновь явились пытать его; и схватившись с ним в сумерках, Турин
выхватил Англахель и сразил Белега Куталиона, приняв его за врага.
Но в тот миг, когда Турин стоял свободный и готовый дорого
продать свою жизнь в схватке с вымышленным врагом, в вышине вспыхнула молния, и
при свете ее он увидел у ног своих лицо Белега. И застыл Турин, окаменев и
онемев, взирая на ужасную эту смерть, сознавая, что натворил; и так страшно
было его лицо, озаренное молниями, что сверкали вокруг, что Гвиндор скорчился
на земле, не смея поднять глаз. А внизу, в лощине пробудились орки, и лагерь
закипел, ибо испугались они грома, пришедшего с запада, считая, что он наслан
их великими Заморскими Врагами. Потом поднялся ветер, и обрушился дождь, и
потоки хлынули с высот Таур-ну-Фуина; но сколько Гвиндор ни взывал к Турину,
предостерегая его об опасности, тот не отвечал, лишь без движения и слез сидел
средь бури над телом Белега.
Когда настало утро, буря умчалась на восток через Лотланн, и
взошло осенее солнце, жаркое и ясное; но, считая, что Турин уже далеко отсюда,
и следы его смыты дождем, орки ушли поспешно, не обременяя себя долгими
поисками, и Гвиндор видел издалека, как шагают они по курящимся пескам
Анфауглифа. Так и вернулись они к Морготу, оставив позади сына Хурина, что,
обезумев, сидел на склонах Таур-ну-Фуина, отягощенный бременем более тяжким,
чем их оковы.
Тогда Гвиндор велел Турину, чтобы он помог ему в погребении
Белега; и тот встал, как во сне, и вместе опустили они Белега в неглубокую
могилу, а рядом с ним положили его большой лук Бельфрондинг, сделанный из
черного тиса. Но злосчастный меч Англахель Гвиндор оставил, сказав, что пусть
он лучше мстит прислужникам Моргота, чем лежит, бесполезный, в земле; забрал он
также лембасы Мелиан, дабы подкрепить силы в дебрях.
Так погиб Белег Могучий Лук, вернейший из друзей,
искуснейший из всех, обитавших когда-либо в Давние Дни в лесах Белерианда;
погиб от руки того, кого он любил больше всех на свете; и горесть эта
запечатлелась на лице Турина и не исчезла более никогда. Но в эльфе из
Наргофронда возродились отвага и сила, и, покинув Таур-ну-Фуин, он увел Турина
прочь. Ни разу, пока брели они по бесконечным и горестным тропам, Турин не
молвил слова, и шел без цели и желания, в то вермя как год подходил к концу, и
зима явилась в северные края. Но Гвиндор всегда был при нем, храня и направляя;
и так они, следуя на запад, переправились через Сирион и пришли наконец к
Эйфель Иврину, источнику у подножья Теневого Хребта, из которого рождается
Нарог. И там Гвиндор молвил Турину: "Пробудись, о Турин, сын Хурина
Талиона! Неизменный смех звенит над озером Иврин. Его питают кристальные,
неутомимо бьющие источники, и хранит его воды от осквернения Ульмо, Владыка
Вод, что сотворил в незапамятные времена его красоту." Тогда Турин
опустился на колени и испил воды; и внезапно рухнул оземь, и потоком хлынули
слезы, и он был излечен от безумия.
И сложил он песнь по Белегу, назвав ее Лаэр Ку Белег, Песнь
о Великом Луке, и громко пел ее, невзирая на опасность. Гвиндор же вложил в его
руки меч Англахель, и узнал Турин, что меч этот могуч и тяжек; но клинок его
был черен и мрачен, а края затупились. И молвил Гвиндор: "Странный это
клинок, и подобного ему не видел я в Средиземье. Он даже скорбит о Белеге,
подобно тебе. Но утешься: ибо я возвращаюсь в Наргофронд, где правит род
Финарфина, и ты пойдешь со мною, и будешь исцелен и обновлен."
— Кто ты? — спросил Турин.
— Бродячий эльф, беглый раб из Ангбанда, которого
встретил и утешил Белег, — отвечал Гвиндор. — Некогда же был я
Гвиндором, сыном Гуилина, витязем Наргофронда, пока не ушел на Нирнаэф
Арноэдиад и не стал рабом в Ангбанде.
— А видел ли ты Хурина, сына Галдора, воителя из
Дор-Ломина? — спросил Турин.
— Я не видел его, — сказал Гвиндор, — но слух
идет по всему Ангбанду, что он все еще не покорился Морготу и что Моргот
проклял его и весь его род.
— Этому я охотно верю, — молвил Турин. Встали они
и, покинув Эйфель Иврин, шли на юг вдоль берегов Нарога, пока не перехватили их
разведчики-эльфы и не доставили как пленников в потаенную твердыню. Так Турин
пришел в Наргофронд.