— Я слыхал про такого рода дела и знаю, что
Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его
Величества. По-моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я
думаю…
— Так ты ничего не хочешь сделать, так и
скажи! — закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: — Напротив, я сделаю, что
могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос
Жилинского, звавший Бориса.
— Ну иди, иди, иди… — сказал Ростов и отказавшись
от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и
вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
Глава 20
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего
удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному
генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в
Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после
приезда Ростова. В этот день, 27-го июня, были подписаны первые условия мира.
Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон
Андрея 1-й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону,
который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были
присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с
Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и
на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и
круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры,
разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади
он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел
перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные
вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу
обращаться к нему. Это дело решенное — думал Николай — между нами всё кончено,
но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав
письма государю. Государю?!.. Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к
дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и
съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, — думал
Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели
меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне
справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и
великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что
ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый
государем. «Ведь вот всходят же. — Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо
государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг,
с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в
кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после
Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя
прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он
поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать
добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов
слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно-смотревших на
него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх;
направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний
этаж.
— Кого вам? — спросил кто-то.
— Подать письмо, просьбу его величеству, —
сказал Николай с дрожанием голоса.
— Просьба — к дежурному, пожалуйте сюда (ему
указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов
испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так
соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но
камер-фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых
панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке,
стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные
новые помочи, которые почему-то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с
кем-то бывшим в другой комнате.
— Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо
сложена и красота молодости, ] — говорил этот человек и увидав Ростова перестал
говорить и нахмурился.
— Что вам угодно? Просьба?…
— Qu`est ce que c`est? [Что это?] — спросил
кто-то из другой комнаты.
— Encore un petitionnaire, [Еще один
проситель, ] — отвечал человек в помочах.
— Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо
ехать.
— После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в
помочах остановил его.
— От кого? Вы кто?
— От майора Денисова, — отвечал Ростов.
— Вы кто? офицер?
— Поручик, граф Ростов.
— Какая смелость! По команде подайте. А сами
идите, идите… — И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на
крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо
которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что
всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под
арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем,
Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей
свиты, когда чей-то знакомый голос окликнул его и чья-то рука остановила его.
— Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? —
спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию
заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой
служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но
увидав добродушно-шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом
передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова.
Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
— Жалко, жалко молодца; давай письмо.